В мыслях тати держали порешить молодца и обобрать подчистую. Не был бы Глеб в подпитии, не справиться бы им вовек. Но в эту ночь судьба была на стороне грабителей. Обнажив длинные кривые ножи, они накинулись сзади на русича. Он не успел ничего понять, когда одно лезвие вонзилось ему в бок, а другое – под самое сердце. Как подкошенный, рухнул Глеб на землю, а один из убийц перерезал ему для верности горло. Потом грабители споро обшарили мертвого молодца, собрали все драгоценности и срезали с пояса туго набитый кошель. Не погнушались они и простым серебряным колечком с черным камнем.

Все добришко, с убиенного молодца снятое, запродали они одному смелому купчишке, который не боялся связываться с ворами и убийцами и скупал у них краденое задешево. От этого купчишки и попал через многие руки полный украшений ларец, где непростой перстенек своего часу дожидался, к яицкому торговому гостю. Оный же гость отдал дешевое колечко своему приказчику за усердие. Да видно не от сердца тот подарочек сделан был.

…Надежды Ефима на атаманову милость оправдались: на дуване Разин прилюдно поблагодарил молодого казака, изрядно денег отмерил и назначил в свою сотню. Видно, высоко ценил спасение своей жизни Степан Тимофеевич.

Обласканный казак за атаманову милость премного благодарен был, а на деньги жалованные учинил казакам, шедшим теперь с ним в одной сотне, изрядную попойку, за что снискал любовь и уважение оных.

И не было теперь у Разина казака более отчаянного и бесшабашного, чем Ефим Парфенов, который брался за любое поручение и, пьянея в битве, рубился, нисколько не сторожась, словно хранила его теперь неведомая сила.

С тех пор, как надел он на руку родительский талисман, удача действительно стала ему сопутствовать, и словно по волшебству на пути неминуемой гибели обязательно подворачивался кто-то другой, а Ефим выходил из любой переделки без единой царапины.

Но, сам того не замечая, он становился слишком жесток: не смущали его убийство и пытки. Самолично порешил Ефим безвинных стрельцов по приказу Разина, когда они ушли прочь, не пожелав остаться в вольном войске; он же и пытал каленым железом боярских людишек, найденных голутвой, которая кричала, что сплели, мол, они заговор с остатними стрельцами и хотят извести батюшку Степана Тимофеевича. И казнить мог, не морщился, срубая голову, лишь поглядывал на камень перстня.

Бойкие на язык казаки дали ему прозвище: Ефим-Кат. Узнав об этом, он только усмехнулся:

– Что ж, я и есть палач для кровопивцев, что долго над бедным людом измывались, а за ради атамана нашего я любую службу справлю.

…Сидя в Яицком городке, Разин не был отрезан от остального мира: ему удавалось тайно связываться и с Доном, и с Астраханью – везде были у него сторонники. Да и окольными путями, несмотря на то что по государеву приказу поднимали всех воевод и служилых людей против вольного атамана и перекрывали все пути-дороги стрелецкими заставами, умудрялись пробиться к Яику казаки и голутва. Да шли не порожние, а со всей справой казацкой, да с воинским припасом, даже струги по степи волокли. И росло войско Стенькино, а по всей уже Руси гуляла-ширилась молва народная о спасителе и радетеле за бедный люд, удалом атамане Степане Тимофеевиче.

Сам же Разин решил не давать казакам застаиваться на сытом житье в Яицке и по осени учинил набег на улусных людей едисанского мурзы Али, каковой был крепкой надеждой воевод в борьбе с разинцами.

Налетели вихрем казаки на улусных людей, пожгли-разграбили улус, богато взяли пожитков и полонян, да и возвернулись почти невредимыми. И опять отличился Ефим Парфенов удалью и удачливостью. По возвращении взял себе лишь малую толику добра на дуване удалец, а остальное поделил меж другими. Удивлялись такому казаки, говорили, что неразумен Ефим, мол, не век воевать, а опосля как, на что жить думает?