– Быть может, мы принесём богам жертвы? Напоим их драгоценной влагой[18], дадим яства, одежды, обрядим статуи в золото, нефрит и перья кецаля? – не желая упускать надежду, противился неизбежному царевич.

– Бесполезно, – оборвал верховный жрец. – Пустой надеждой ты лишь разрушаешь собственное сердце. Великие не услышат нас, не примут наши жертвы. Всё будет напрасно. Мы, как лягушка, прыгнувшая в сосуд, который к тому же заперли крышкой.

– И как нам быть теперь? – подавшись резко вперёд, спросил Уэмак.

– Честно сказать, ещё ни один из отлучённых не восстанавливал связь с богами. По крайней мере, мне о таких случаях не известно. Смиритесь. Все в этой жизни мы получаем лишь на время.

– Как ты вообще можешь такое говорить? Ты потерял всё и теперь рассуждаешь так, будто ничего не случилось или случилось, но с кем-то другим. Как у тебя хватает сил оставаться спокойным? – не сдержался самозванец.

– Вспомните, чему нас учили в кальмекак[19], – стараясь сделать голос как можно более ровным, проговорил возжигатель копала. – Зрелый человек имеет сердце твёрдое, как камень, мудрое лицо. Он хозяин своего лица, у него ловкое и понятливое сердце. Так вот я пытаюсь сохранить самообладание, и ничего более. Уэмацин, простите меня, если я недостаточно почтителен к правителю. Осмелюсь дать вам совет. – Главный жертвователь сделал паузу, пристально посмотрел в глаза друга, не нашёл в них гнева и продолжил: – Станьте вновь хозяином своего лица и сердца. Не дайте обстоятельствам толкнуть вас на необдуманный поступок. Больше размышляйте, меньше выносите суждений, взвешивайте каждое решение. Вам предстоит стать тем, кто ставит зеркало перед другими. Помните и не дайте никому заподозрить хоть малую толику волнения.

– Прости, Истаккальцин, я не должен так себя вести. – Царевич виновато посмотрел вниз и отпрянул назад. Служитель Тескатлипоки всегда представлялся молодому вождю много старше, чем на самом деле, а потому мнение первосвященника мужчина ценил особенно высоко. – Если люди узнают, что мы лишены поддержки великих, они точно не пойдут за нами. Раньше была хоть какая-то надежда, теперь её нет вовсе, – угрюмо произнёс царевич.

– Верно, – ответил жрец, – поэтому нам нужно покинуть город как можно быстрее. Я уверен, слухи уже расползаются. Люди злы. Они запросто могут напасть на нас, если найдётся умелый подстрекатель.

– Но куда идти? Кто захочет принять безбожников, вызвав вдобавок гнев Кецалькойотля?

– Туда, где мы сами сможем найти свой дом, – загадочно взглянув на собеседника, проговорил Истаккальцин.

– О чём это ты? – недоумённо спросил Уэмак, насторожившись.

– По близости осталось только одно место, где нет ни городов, ни государств, – рассудительно произнёс верховный жрец. – Я говорю об Атекуаутлане. Если мы уйдём туда, нас даже не будут преследовать.

– Затопленный лес? – негодующе воскликнул царевич. – Податься в те края – чистой воды безумие. Мы не найдём там пригодной для жизни земли, к тому же он кишит множеством опасных тварей. Только великий Ипальнемоуани знает, кто встречается в тех тёмных дебрях. Столетиями наш народ опасался ходить в Атекуаутлан. Предки всегда поступали правильно, они не могут ошибаться.

– Предкам не было никакой нужды идти туда. Оставаться здесь – вот настоящее безумие! Это же верная смерть. Или вы предпочтёте отсиживаться у соседей, зная, что вас в любой момент могут выдать Кецалькойотлю? Вы же знаете, человек в двести раз опаснее и каймана, и кусачей черепахи.

– Но в лесу ведь живут и люди, – заметил Уэмак.

– Тоуэйо[20], дикари, – брезгливо бросил верховный жрец, скривив губы. – Трусливы, как лесные кошки. Стоит им только раз отведать нашего оружия, как они тут же скроются в чаще, дрожа от страха.