Этот самый Ящуров до сих пор в розыске. Никто уже и не надеется его найти. Возможно, и Лена с ним. Ягодины продали дом, и где они сейчас, никто не знает. Найти, конечно, их можно, но это уже никому не интересно.

– Дом боевой славы?

– Гробовой, – с усмешкой сказал Степан.

Один патрульный стоял у ворот. Старшего лейтенанта Валерьева Степан застал во дворе. Офицер сидел на корточках, рассматривая труп собаки. Рядом с ним стояла женщина лет тридцати, вполне симпатичная, даже можно сказать красивая. И одета хорошо, и прическа у нее стильная, грамотный макияж.

– Осторожно! – увидев Степана, крикнул Валерьев и махнул рукой, останавливая его.

– Что такое? – спросил Круча и заметил на асфальте несколько маленьких бурых пятнышек.

Это могла быть кровь. Или машинное масло.

– Федот, надо бы обозначить место.

Комов понял все с полуслова. К Валерьеву он обращаться не стал, сразу повернул к постовому. В машине должна была быть специальная лента.

Степан осторожно приблизился к Валерьеву, глянул на собаку. Она лежала, плотно сомкнув челюсти, клыки обнажены, глаза безжизненно открыты. Во лбу пулевое отверстие.

– Смотри, тут кусочек ткани… – показав на зубы пса, сказал Валерьев. – Кровь на нем…

Степан кивнул. Действительно, и ткань была, и кровь.

– Мне кажется, или там действительно горошек… Черный на белом…

– Что думаешь?

У Степана были свои соображения, но он должен был выслушать Валерьева.

– Что думаю… Убийца сделал свое дело, вышел, а тут собака. Он выстрелил, попал, но пес успел легонько цапнуть его за руку… Если бы глубоко вцепился, то преступник не ушел бы… Вот я думаю, будет мужик носить рубашку в горошек…

– Почему рубашку?

– Ну, футболки обычно с коротким рукавом… Да и не видел я футболок в горошек… А вот рубашка еще может быть…

– Или платье, – сказал из-за спины Комов.

– Да, я тоже мог бы подумать, что платье, – сказал Валерьев и усмехнулся: – Если бы не видел, что там… Три трупа… Хозяин, два его телохранителя…

– Хозяин – банкир? – спросил Комов.

– Да, вроде. – Валерьев глянул на женщину, которая молча стояла в сторонке.

– А вы, девушка, простите, кто? – поинтересовался Федот и улыбнулся одними губами.

А взглядом он вцепился в эту особу так, как будто в душу к ней вошел.

– Я сестра… – растерянно сказала та.

Брови густые, вразлет, глаза светло-серые, но глубокие, как голубое небо. Высокие скулы, четкий подбородок, чувственный рот. Да, хороша, ничего не скажешь.

– Потерпевшего?

– Нет. Его жены… бывшей.

– Зовут вас как?

– Рыбалова Любовь Яковлевна.

– Когда произошло убийство?

– Ночью.

– В котором часу?

– Я откуда знаю? – заявила женщина.

– Сейчас – половина первого… – сказал Комов. И тут же спросил: – Когда поступил сигнал?

Он обращался к Валерьеву, но ответила женщина:

– Я позвонила в двенадцать. – Ее голос едва заметно дрожал.

Слишком уж лихо Комов взял ее в оборот. То ли он заметил в ней что-то такое порочное, то ли случайно задал вопрос, ответ на который могли знать преступник или свидетель. В любом случае он выбил женщину из колеи.

– А когда узнали?

– В двенадцать и узнала… Приехала, увидела… позвонила.

– Откуда приехали?

– Из дома.

– Зачем?

– Зачем?.. Я иногда сюда приезжаю… У меня даже ключи есть…

– Кто-нибудь был дома?

– Нет… Только Игорь… И Миша с Пашей… Это его телохранители… – Женщина закатила глаза и приложила руку ко лбу. – Я их увидела, и мне стало плохо… Во двор вышла. Там полегчало… – Она приложила руку к груди, пальцы нащупали верхнюю пуговицу блузки.

Ворот у нее и без того был распахнут, но этого ей было мало. Во всяком случае, она давала это понять.

– Мы люди не слабонервные, – сказал Степан и мрачно усмехнулся.