– Почему она улыбается, деда?

Дедовы пальцы сжимаются сильнее. Не пальцы – клещи. Марку больно. Я не буду плакать, думает он. Я не стану злиться. Я улыбнусь. Почему? Потому что дед, и Пак, и девочка, и мама девочки – вон она, у конюшни. Вредина Помпей тоже ухмылялся, хотя у него был разбит нос. Слушал выговор воспитательницы Цецилии и ухмылялся…

– Она улыбается, потому что на нее смотрят!

– Ура! – завопил Пак.

И сделал стойку на руках.

У карлика было чудесное настроение. Вчера, в пивном клубе, какой-то долговязый красавчик – явно приезжий – обозвал Пака лягушкой. И прибавил, что честная девушка удавится, а не ляжет под такую образину. Рядом с долговязым стояла честная девушка – из местных – и хихикала. На днях они с Паком весело провели время. Пак тоже захихикал, ухватил дылду за мотню и с презрением фыркнул. Дылда ударил с левой, потом с правой. Это была его ошибка. Пак здорово повеселился. Мало кто знает, сколько радости можно получить от неуклюжего дылды, двух кружек пива, полных до краев, одной метлы из ореховых прутьев и фартука честной девушки, одолженного на пять минут.

Пак знал.

Вернувшись на ферму, он рассказал о потехе деду Марка, а позже – самому Марку, из приличия опустив ряд деталей. Для этого карлик разбудил Марка глухой ночью, что строжайше воспрещалось. Они сидели на балконе третьего этажа, Марк – на табурете, Пак, по обыкновению, на перилах, и зажимали себе рты ладонями, чтобы хохотом не разбудить весь дом.

Все равно разбудили, чего там.

– Улыбайся! – часто с тех пор повторял дед.

Это звучало как приказ.

– Скаль зубы, волчонок! Врагов это бесит…

И дед закуривал трубочку.

– А друзей? – рискнул однажды спросить Марк. – Друзей, дедушка?

– Друзей? – дед размышлял в облаке дыма. – Друзей радует.

– Тогда почему ты не говоришь мне об этом?

– О чем?

– О друзьях. О том, что моя улыбка их радует. Все о врагах и врагах…

Дед хлопал внука по плечу:

– О друзьях, парень, ты должен все узнать сам. Тут я тебе не подмога…

– Спасибо, добрый барин!

– Бармен, – поправил Родни.

– Трижды спасибо, добрый бармен! Ты не забыл сюда плюнуть?

– Плюнуть?!

У Родни от изумления отвалилась челюсть. Набычившись, он уставился на болтливое недоразумение, сморщенное как сушеная фига. Перед Родни на стойке внаглую разлегся карлик-вудун. Формально карлик восседал на высоченном табурете, чья ножка была вывинчена вверх до упора. При этом бо́льшая часть карлика оккупировала стойку, а длиннющая, похожая на обезьянью лапу, рука свесилась на другую сторону, в опасной близости от Родни, а главное – от батареи разномастных бутылок.

За шаловливой лапкой требовался глаз да глаз.

– Скверно жить без дырки в заднице, – философски заметил карлик, поправляя темные очки. – Еще хуже иметь дырку в голове. О, добрый бармен, неужели ты забыл, как делается «Чики-Чака»?

С проворством лисы карлик сунул нос в бокал, где бурлила зловещая серо-багровая смесь, и шумно вдохнул, раздувая ноздри. Родни готов был поклясться, что часть коктейля проходимец всосал носом.

– Мне жаль тебя, добрый бармен! В твоей голове живут осы бже-дже! Их личинки выжрали твои мозги… Да будет тебе известно, что в «Чики-Чаку» идет вытяжка из коры дерева лимбали, черный ром «Барон Суббота», щепоть сушеного лотоса, настойка на печени гиены мбола-мбола, не знавшей самца…

– Ром и лотос там есть! – возмутился Родни.

Карлик отмахнулся от его жалких оправданий:

– …бренди из бузины и сок манго. И еще туда надо плюнуть! Смачный плевок – вот залог вкуса «Чики-Чаки»!

– Ну, – сдался Родни, – если вы так настаиваете…