– Лопата, – задумчиво повторил обер-декурион.

Предмет в руке Горация был копьем. Ужасным, варварским копьем – гибкое древко высотой до подбородка взрослому мужчине венчал мощный наконечник в форме листа ивы. Длиной в полтора локтя, очень широкий в средней части, наконечник и впрямь напоминал своеобразную лопату. Сходство усиливалось тем, что острый конец копья в целях безопасности был затуплен, сведен на полукруг; режущая кромка также была тупой.

– Первый курс! – скомандовал Гораций. – Становись!

Первогодки вихрем слетели с турников и брусьев. Миг, и строй «желторотиков» встал напротив «матерых», как называли в училище четвертый курс. Кое-кто из юнцов ухмылялся, предвкушая потеху.

– Это не лопата, – разъяснил Гораций. – Это аз-загай.

Курсанты переглянулись: до более подробных объяснений обер-декурион не снизошел. Обычное дело – Гораций обожал притащить на занятие что-нибудь убийственное, чем древнее, тем лучше, и выставить «матерых» с голыми руками против вооруженных «желторотиков». Арсенал Горация был неисчерпаем. В прошлый раз он дал первому курсу цепы для обмолачивания зерна.

– Первый курс! Разобрать оружие!

Юные либурнарии кинулись к стойке с аз-загаями. Смеясь, испуская воинственные кличи, они схватили копья и вернулись в строй, заранее примеряясь к будущим противникам. Шепотом, дабы не злить Горация, озвучивались части тела, которые сейчас будут отрезаны, и внутренние органы, годные на продажу.

– Курсант Катилина!

– Я!

– Два шага вперед!

– Курсант Сцевола!

– Я! – рявкнул могучий первокурсник.

– Атакуйте курсанта Катилину!

Богатырь Сцевола ринулся вперед, как бык. Набегая на Катилину, он сделал резкий выпад. Ужасное жало аз-загая, казалось, взвизгнуло от огорчения, когда Катилина с грацией тореро развернулся боком, пропуская удар мимо себя. Левой рукой «матерый» прихватил древко, рядом с трубкой наконечника, правой же наотмашь, тыльной стороной ладони, хлестнул Сцеволу по лицу. Хлюпнув кровью из разбитого носа, богатырь отшатнулся, утратил равновесие и чуть не упал – за миг до контратаки Катилина всем весом наступил Сцеволе на ногу.

Аз-загай остался у Катилины.

– Примерно так, – кивнул обер-декурион. – Разбились по парам!

Марку достался мелкий, невероятно юркий «желторотик». Уворачиваться от его атак – проще было бы проскользнуть между капельками дождя. Вскоре стало легче: в действиях «желторотика» наметилась схема. Он колол в горло и, промахиваясь, рубил – вернее, старался резануть лезвием на прежнем уровне. Укол в грудь, в живот, и всякий раз после промаха делалась попытка режущего удара, не меняя уровня. Отследив это, Марк наловчился сближаться с первокурсником в самый последний момент. Стоило тому после неудачного выпада отвести аз-загай в сторону, как Марк хватался за древко обеими руками – и пинал мелкого, пользуясь разницей в росте, ногой в живот. С третьего пинка «желторотик» упал на колени, хрипя. Каблук пришелся ему под дых.

– Клоун! – ухмыльнулся Катилина, дерущийся рядом.

И мотнул головой, уточняя: под клоуном он имеет в виду Марка.

– Ты еще кувыркнись…

У этой насмешки за годы, проведенные Марком в училище, выросла длинная борода. В первый же день после зачисления, за пару минут до приветственной речи дисциплинар-легата Гракха, Катилина назвал Марка клоуном. И спросил: любит ли курсант Тумидус подсрачники? Он, курсант Катилина, ребенком ходил в цирк и видел, что дед Марка любит. Значит, внук тоже должен любить. Марк проглотил обиду: началась речь. Дождавшись команды «Разойдись!», он предложил Катилине встретиться в укромном месте – и выяснить все о любви к подсрачникам.