– Что сидишь, Василе? Хватай Лучиана и иди искать Георге. Мне два раза повторять?

– Да понял, я понял, – сказал Василе, вставая со скамьи. – Пошли, дурень. Вечно от тебя одни проблемы.

Он подошёл к сыну и влепил ему подзатыльник. Лучиан подавил всхлип и потёр место удара, скрывая боль. Василе обернулся – Ружа положила Михея в люльку, закреплённую к балке, и, напевая под нос, продолжила накрывать стол для урситоареле. А он, значит, должен его был всё это время держать. Мерзавка! Думала, что так он к нему проникнется? Его так просто не проведёшь.

Василе вышел из белого глинобитного дома, который он вместе с отцом Ружи построил, когда они поженились, и глубоко вздохнул. Сладкий запах цветущей сливы ударил в нос, навевая воспоминания о том, как он с Ружей миловался под деревьями, валяясь на белом покрывале из лепестков, путающихся в её тёмно-каштановых косах. Тогда она была и ласковее, и мягче, и заботливее. Тогда она была только его… Не то что теперь…

Лучиан почти бегом вёл его по тропинке в сторону сада. Движения были дёргаными, а плечи – напряжёнными. Василе даже пришлось прибавить шаг, чтобы не отстать от сына.

– Георге, – нараспев кричал Лучиан, подзывая брата. – Георге, где ты? Я сдаюсь, ты победил.

– Георге, – вторил ему Василе, а по спине бежал холодок.

Когда они добрались до сливового сада, сумерки легли на деревню. Василе выругался про себя, понимая, что лампу второпях не прихватили они. Главное, чтобы Ружа не узнала, а то на смех его поднимет. Ей бы только повод дать. Неужели это случилось после… Он покачал головой – это сейчас дело десятое. Нужно найти мелкого Георге, притаившегося среди деревьев. Но как?

– Где ты оставил его, бестолочь этакая? – спросил Василе, оглядывая сад; запах цветов пьянил не хуже цуйки. – Вспоминай.

Он занёс руку, чтобы отвесить ещё один подзатыльник, но Лучиан отпрыгнул. Василе махнул и подался вперёд, теряя равновесие. Окаянная! Ловкий какой.

– Зараза! Где твой брат?

Лучиан резко заморгал и нахмурился, на лбу залегли морщины. Василе видел, что он хотел возмутиться, как обычно делала его мать, но не стал. Вместо этого он развернулся и побежал вдоль деревьев с криками в поисках Георге.

– Куда ты, дурень? – крикнул ему вслед Василе, Лучиан быстро удалялся от него. – Куда мне теперь идти?

Василе почесал затылок и осмотрелся: сливы цвели буйно, вот бы и плодоносили они так же. Урожай обещал быть большим: они смогут и оброк заплатить, и насушить слив, и повидла наварить, и цуйки нагнать, и даже продать. Год обещал быть хорошим, только бы Георге с Лучианом не напортачили. Да и сын жуда бы держался от них подальше… Тогда к ним вернутся мир и спокойствие.

Василе увидел ящик, стоящий под деревом. Его лицо преобразила довольная улыбка. А он и забыл, что припрятал здесь бутылку выдержанной цуйки по особому рецепту прапрадеда, который передавался из поколения в поколение. Василе подошёл к ящику, стянул крышку – внутри стояла вожделенная бутылка с янтарной жидкостью. Он облизнулся, схватил бутылку и тут же откупорил её.

Голос Лучиана уже звучал где-то далеко, а он мог думать только о жидкости, наполняющей его лёгкостью и радостью, которых ему так не хватало уже несколько лет. С каждым глотком печали уходили – цуйка с лёгкостью уносила тревоги и обиды. Ведь если подумать, то Ружа и не виновата вовсе. Она всё ещё его Ружа. Трепетная и нежная, но в то же время сильная. Василе мечтательно улыбнулся, представляя её. Воображение подкидывало образ молодой Ружи, настоящей, той, какой она была восемь лет назад: мягкая кожа без изъянов, лёгкий и весёлый нрав, прекрасные вьющиеся волосы. Той, которая всецело была только его. Он увидел руки, что ласкали её, но они были не его.