«Давай козёлика покажем».

«Давай». – Обрадовался Володька, и они оба нырнули. Под водой Ванька спустил трусы, прижал колени к животу и всплыл кверху попой. Даже под водой Ванька услышал девчачий визг. Когда он вынырнул, он увидел рядом с собой белую не загоревшую Володькину задницу. Ванька засмеялся и чуть не нахлебался воды. Володька вынырнул и тоже расхохотался. На берегу стояли только взрослые, Варька и Наташка, Варька держала за руку свою младшую сестренку.

«Дураки». – Ухмыльнувшись, сказала Варька и они с Наташкой, перешёптываясь и хихикая, не спеша пошли на своё место купаться.

Ваньку здорово тряхнуло, он очнулся, трактор тянул плуг на подъём и от того рычал зло и натужно. Ванька огляделся, они приближались к «Волчьему логу». Вечерняя заря уже совсем потухла и наступила тёмная осенняя ночь. Ему стало не по себе. По телу побежали мурашки от страха, увеличенные холодом. Ванька с силой вглядывался, в темноту и ему казалось, что там, в логу, за бурьяном, горели волчьи глаза, двигались какие-то тени, слышались непонятные звуки, он хотел остановиться, свернуть, но трактор неумолимо, тащил его к «Волчьему логу». Его охватил жуткий страх, и он спрыгнул с седушки. Оказавшись на земле, он стоял, какое-то время в оцепенении, потом медленно сел на корточки. Трактор все удалялся и удалялся, становилось тише. Ванька смотрел в сторону лога, волчьих глаз он не видел, но ему слышались шаги в траве, какие-то вздохи, чье, то пыхтение. Страх не уходил и он лёг в межу, что бы стать, как ему казалось, невидимым. От распаханной земли шёл сильный запах, этот запах, живой земли, усиливал волнение и возбуждал внутри непонятные, неведомые для мальчишки, чувства и он же, напомнил ему о смерти. Так же пахло землёй от выкопанной могилы на погосте, когда летом, хоронили деда Михаила и он же, мельком, напомнил ему запах весны, начало всему живому в степи. Воистину, из земли вышли, в землю и уйдём, вспомнил Ванька слова из Святого писания. Странный запах, запах начала и конца. Стало не по себе, внутри, всё как-то сжалось и заныло. Ванька перевернулся на спину и стал смотреть на звёзды.

Звёзд было много, они мигали бело – жёлтым светом, хорошо был виден и млечный путь. В этой, бесконечной массе звёзд, Ванька быстро нашёл «Большую медведицу», отсчитав пять расстояний по направлению края ковша, как научил его Степан «Сибиряк», показал пальцем на «Полярную звезду», в хвосте «Малой» и опустив руку до линии горизонта, тихо прошептал:

«Там север». Ванька приподнялся из межи и определив, где юго-запад, подумал: «Там деревня, там дом». В животе опять забурчало от голода. Ванька опять стал вспоминать тёплое довоенное лето, когда он с другими ребятами сидя на берегу наблюдали как Дубовской дядя Коля Тишаков с сыном Федькой подпиливали дубовые сваи у самого дна под водой, оставшиеся от старой мельницы. Немного посидев в тенёчке ивового куста на берегу реки в одних трусах и докурив «козью ножку» дядя Коля вставал и произнеся:

«Ну… пошли». Брал в руку большую двуручную пилу, заходил в воду и тихо погружался без брызг, как заправский пластун. Федька же вскакивал с места и под весёлый хохот ребят нырял за ним почти плашмя поднимая кучу брызг как огромный сазан во время нереста. Дальше мальчишки сидя на берегу могли только представлять, что происходит там под водой, а здесь с берега они видели только всплывающие пузыри воздуха и желтоватые опилки которые медленно относило течением вниз по реке. Минуты через две, они оба выныривали, шумно отфыркивались и выходили греться на горячий песок. Так продолжалось до заката солнца. Спиленные, тяжеленные дубовые сваи деревенские мужики верёвками выкатывали по дну из реки и погрузив на телегу увозили на колхозную базу. Там их распиливали на пеньки под углы новых срубов, мочёный дуб не гниёт лет триста. Тишаков дядя Коля теперь вместе с Ванькиным отцом воевал с немцами на фронте, сын его Фёдор погиб. Ещё в августе получили похоронку, в ней сообщалось, что погиб смертью храбрых где-то под Старой Руссой на Новгородчине. По Ванькиным щекам смывая серую чернозёмную пыль, текли слёзы. Смахнув их, тыльной стороной ладони размазав этим по щекам грязь, он стал вспоминать Варьку как она, поливала младшей и страх потихоньку улетучился.