Алая тень была повержена. Черный хищник возвышался над ней гордо и торжествующе. В моем сердце тогда заныло тупой болью, а в ушах вдруг сотряслось угрожающее рычание.

Я проснулась, резко выдохнув от испуга, вскочила с места и к выходу попятилась. Небо прояснилось, и в глубине нашего убежища сверкнули серые звериные глаза. Голос застрял глубоко у меня в горле, и я раненой сойкой воззрилась на ощетинившегося юношу с острыми поджатыми ушами и недобро раскачивающимся хвостом. Он, набычившись, стоял на четвереньках, пальцы согнув, как в волчьи лапы, а губы его приподнялись в предупредительном оскале.

Настоящий волк. Ни больше, ни меньше. Видимо он совсем исцелился, а его сознание вернулось именно сейчас. Как же не вовремя, как же неудачно все сложилось. Мне грозила страшная расправа от зверя, за которым столько ухаживала и, позабыв себя, заботилась. Я взмолилась всем богам и вжалась в корни дерева. Глупая, зачем только связалась с этим оборотнем? Зачем выхаживала его столько времени? Как же горевать будут бедные родители, останется без ученицы старый травник, и даже Елочку больше некому будет в лес отнести погулять.

Оборотень сердито и хрипло рычал, медленно подкрадываясь ко мне, как к своей добыче. В его груди рокотало, а я беззвучно рыдала от ужаса, глотая соленые слезы.

– Не т-тронь… – я жалобно пропищала, а юноша, услышав мой голос, только нахмурился и тряхнул ухом. – Прошу тебя… не тронь… – он подступил близко, так, что его возбужденное дыхание ощущалось на лице. Меня колотило от страха. – Я же помогла тебе… – заговаривала его шепотом, старалась резко не двигаться, не гневить еще больше. – Я тебя вылечила, хотя не должна была… Взамен прошу просто отпустить, – во рту пересохло, когда сделал он еще один шаг, и острые клыки оказались совсем рядом. Я зажмурилась. – Прошу, не тронь… Я никому не скажу про тебя. Ты обязан мне жизнью, так сжалься надо мной и отпусти… Обещаю, больше и шагу в лес не ступлю, не наведаюсь к тебе, не потревожу… только не тронь…

Оборотень пытливо всматривался в меня и недоверчиво скалился. Мне было неведомо – понимал ли он мою речь или я впустую выпрашивала у него пощады. Но что-то в поведении его переменилось. Я вздрогнула, когда почувствовала его опасную близость у своего лица, потом волос и шеи. Юноша с осторожностью всю меня обнюхивал, часто замирая и поглядывая, чтобы не воспользовалась моментом и не напала исподтишка. Да куда уж мне там! По жилам словно вязкая глина разлилась и затвердела. Было не сбежать, не шелохнуться. А в это время оборотень припал к земле, где лежали мои холодные, перепачканные в грязи ладони.

Он вдруг с еще большей жадностью стал втягивать носом запах с кожи, пока в чем-то не убедился. А потом посмотрел на меня совсем по-доброму. Я в изумлении открыла рот, когда оборотень, поджав жалостливо уши, отошел от меня и виновато склонил голову. Он видел, как я его испугалась, и спрятал клыки с когтями. Мне не нашлось объяснения всему случившемуся, но казалось, что душеньку мою не только помиловали, но еще и принесли извинения за резкость.

Оборотень уселся напротив и невольно отвлекся, стоило ему заметить на себе одежду. Будто позабыв про меня, он увлеченно и по-детски забавно принялся себя разглядывать, рубаху растягивать руками-лапами, зарываться носом под ворот, желая разузнать, что скрыто было там. Уши его любопытно дергались, а сам юноша что-то фырчал себе под нос. Он не разговаривал. Совсем. Хоть и выглядел человеком, внутри он оставался волком. Я наблюдала за ним, теряясь в догадках о будущей своей судьбе. Уйти прочь не хватало духу, но и долго находиться здесь тоже было не дело. Дома меня дожидалась семья и учитель-травник.