— Прошу тебя, не говори так.

— Разве я не права? Или в тебе заиграли упрямство и высокомерие, что кто-то посмел присвоить то, что должно было принадлежать тебе? В этом всё дело?

Я больше не пыталась скрыть язвительность в каждом произнесенном слове, откинув от себя вещи и глядя теперь в его большие красивые глаза открыто и злобно, отчего пришлось запрокинуть голову.

— Я спас тебя от участи быть убитой в постели! — тут же нахмурился он, прорычав.

— Ради чего? Чтобы я попала в твою постель? Воистину высокая цель, мистер Блэкхаус!

Килан поджал губы в ярости, но старался сдерживаться, хотя я видела, что его глаза начинают меняться, приобретая особенный блеск, который говорил только об одном: он близок к тому, чтобы выпустить свою волчью сущность.

— Я докажу тебе, что у нас всё серьезно, Дева!

— Нечего больше доказывать, Килан. Всё уже кончено!

5. Глава 5

Это я похоронил все самые чистые и светлые чувства, о которых даже не мог мечтать.

Сам. Своими грязными руками.

Своей гребаной высокомерной головой, когда решил, что слова отца ничего для меня не значат.

И вот я стоял посреди коридора перед закрытой у носа дверью, глотая горечь и стыд от того, что сделал и с чем столкнулся сейчас лицом к лицу.

Последние слова Девы звучали и звучали, забираясь под череп и вызывая адскую боль.

Не в голове.

В душе.

«Всю свою осознанную жизнь я провела рядом с волколаками, и никто никогда не упрекнул меня в том, что я человек. В том, что я недостойна находиться в этом обществе. Какая ирония в том, что это сделал мужчина, которого я боготворила с малых лет…»

Каждое резкое слово Девы, каждая ее фраза, произнесенная сегодня, навсегда остались в моей душе жгучей раной, оттого что я обидел ее. Незаслуженно и так мерзко.

Я хотел быть для нее героем, но начал с того, что разрушил ее жизнь дважды.

— Мы всё начнем сначала, Дева, — проговорил я с полным осознанием того, что мне предстояло сделать и насколько тяжело это будет осуществить. — У нас всё получится.

Пока я не знал, как именно, но понимал только одно: я исправлю всё то, что натворил, и верну дни, когда девочка будет улыбаться мне и смотреть в глаза с тем восторгом и восхищением, как смотрела раньше, много лет назад.

Хотелось снова ворваться в комнату и обнять Деву крепко-крепко.

Пусть кричит.

Пусть вырывается.

Пусть проклинает меня.

Но лишь бы ее сердце стучало рядом с моим!

Почему я не сделал этого?

Мне было стыдно… возможно, впервые в своей дурной жизни.

Когда я спустился вниз, парни уже были здесь в полном составе, рассевшись в большой гостиной на трех диванах, расставленных буквой «П» вокруг низкого стеклянного стола возле большого камина, над которым висел огромный телевизор.

На столе стояли многочисленные тарелки, контейнеры с едой и несколько опустошенных бутылок пива.

Скай развалился и уже вовсю храпел, закинув одну ногу на спинку дивана.

Дилан, как всегда, был весь в своем телефоне, тыкая во что-то быстро на экране, и при этом хмурился.

А Воланд занимал последний свободный диван, растянувшись на нем с сигаретой в зубах, на что я кивнул, тихо проговорив:

— Если Мэгги увидит тебя или учует запах дыма, то твоя задница будет еще долго дымиться от ее скалки. Она даже папе не позволяет курить внутри дома — только на веранде.

Мэгги была нашей домработницей по документам, а фактически той, что вырастила меня и двух моих младших сестер после смерти мамы много лет назад.

Душой нашего большого дома, которая заправски управляла абсолютно всем, кроме разве что семейного бизнеса.

Друг что-то хмыкнул себе под нос, но благоразумно потушил сигарету о ладонь и выкинул бычок в камин.