Я только плечами пожимаю.

– Ой!

Она пригибается и закрывает голову руками, когда сверху с шорохом сыплются листья и огромные сухие иголки. Словно шуршащий дождь пошёл. Ай! Это же шишка меня по голове стукнула.

– Прикройся, – смеётся Малинка и тут же сама получает шишкой по лбу. Теперь и мне смешно.

Переждав шишечный дождь, мы отряхнулись, перевязали волосы, поправили косынки, чтобы сор в волосах не запутался, и пошли дальше.

Больше ничего не случилось, разве что устали раньше, чем стемнело, что немудрено после такого-то дня.

Ночевать пришлось под елью – выбрали самую широкую, чтобы лапы лежали по земле ковром, забрались под нее, да и заснули. Даже если дождь – не намокнем, да и зверьё сюда сунуться не должно.

Хуже всего – встретить диких хищников, которые захотят нас сожрать. Поэтому и по лесу мы шли, громко шумя и переговариваясь – большинство зверей услышат, решат – не может еда так шуметь, да уйдут с нашей дороги. Хотя не видели даже мелочи, вроде белки или зайца… Но вдруг это только из-за того, что для тутошней глуши мы больно громкие?

Ещё странно: мох есть, а паутины нет. Жучки и вовсе мелкие какие-то, невзрачные. Может, солнца под густыми кронами не хватает?

А в остальном – лес как лес.

Утром пришлось топать на пустой желудок. Настроение от этого не улучшилось, ясен перец, Малинка то и дело вздыхала.

К обеду урчало в животах у обеих, громко, как во дворе в собачьей драке!

Сестра приглядывалась к каждому стволу – напрасно, больше с орехами не везло. Хорошо хоть ручей нашли с ключевой водой, да ещё и глубокий, искупаться получилось. Когда кожа свежая, чистая, это так приятно! Расчёсываться можно, глядя на спокойную поверхность воды, словно в зеркало.

Конечно, мы очень похожи: и лицом, и фигурой. Глаза, правда, у Малинки светло-карие, ясные, а у меня какие-то желтоватые, и мама говорила «с хитринкой». Зато носы у обеих одинаковые, мамины, курносые, и брови тонкие, мамины, и улыбка, как у неё. Нас увидишь, сразу скажешь – сёстры.

Отдохнули мы у ручья, побаловались, водой поплескались да дальше пошли. Только недолго довольны были – голод своего не упустит, раз взялся мучить, не отступится.

К вечеру мы еле ноги передвигали.

– Я устала, – вздохнула Малинка. Надо же, а ведь целый день молчала, не жаловалась и не хныкала! Так на сестру не похоже.

– Можно и отдохнуть. Но завтра с утра снова идём и не ленимся. Нам нужно найти еду.

– Ага, – еле шепчет она.

Ночёвку найти несложно – деревьев вокруг плюнуть некуда.

Малинка подходит к ближней ели, заползает под её ветви на карачках и ложится к стволу, я у выхода, палка рядом. Накрываю нас одеялом, сестра тут же закутывается в свою часть, натягивает край на нос и вздыхает.

Я говорю:

– Надеюсь, зверьё сюда не полезет.

– Нет тут зверья, Жгучка. Сама знаешь, так что не притворяйся. Не зря про этот лес слухи ходят… странный он какой-то, не на месте я тут, чувствую, словно в сон попала… скорее бы к людям выйти.

– Скоро выйдем.

Малинка уже не слышит, спит. Я сдаюсь, позволяю себе расслабиться, растечься по земле. Ноги болят, но разуваться глупо. Чулки за день к коже словно прилипли, и платье стало будто вторая кожа. Когда из дому бежали, не вышло штанов найти. Была идея в мальчиков переодеться, да какие из нас мальчишки? У Малинки грудь больше моей, да и волосы длинные, не принято мальчишкам с такими волосами ходить. Не вышло ни штанов найти, ни обуви добротной, пришлось в домашней улепетывать. Хорошо хоть одеяло удалось к рукам прибрать, иначе совсем тяжело было бы ночевать.

Теперь вся надежда на завтра. Если завтра мы не найдём еды, у нас не останется сил идти. Не знаю тогда, что делать. А Малинка молодец, не ожидала! За весь день ни разу не зарыдала и не капризничала, не жаловалась.