– Вот и живём, каждый день за жизнь свою да за имущество боимся, – вздыхает хозяйка. – Как пойдут с Тамракских земель разбойники грабить да убивать, мы у них первые на пути будем.

– А они пойдут? – сглатывая, спрашивает Малинка.

– Они же звери! – припечатывает Глаша. – Захотят чего-то взять – и возьмут, никого не спросят.

– А они все что ли, как этот… Ну, людоед?

– Кто их знает, – Глаша недовольно морщится. – Вроде говорят, зверь, если перекинулся и попробовал человеческого мяса, уже назад в человека обратиться не может, навсегда зверем остаётся. А может, всё не так – оборачиваются и жрут, кого хотят, а потом снова в человека – и не скажешь, что людоед перед тобой. Но я думаю, что не могут… Если уж людоед появился поблизости, то не уйдёт, так и будет на четырёх лапах бегать и на людей нападать. После человечинки-то поди на сухари не перейдёшь!

Ой, нехорошо мне что-то. От жары, наверное, сопрела.

И правда, к вечеру в комнате легла, из открытого окна дует, жара отступила – и легче стало. Так и лежала до самой темноты, ни о чём не думала.

Малинка молока принесла с булкой.

– На, ешь. Чего на ужин-то не пришла?

– Что-то неохота есть.

– Ты бледная какая-то. Боишься чего?

– Нет вроде, – подумав, ответила я.

Малинка разделась, забралась в свою кровать. Задула свечу.

– Странно всё-таки это… про оборотня. Слышала? Мы же из Осин ехали – и ничего.

– Угу. Даже в голову не пришло, что там люди другие. Что они вовсе не люди.

– И мне… Как думаешь, оборотней мы встречали?

– Конечно. Как иначе?

– Но раз никакой разницы… раз мы даже не заметили, что они не просто люди – отчего Глаша так их боится?

– Не знаю я.

– Странно это все.

– Угу.

Малинка вздохнула и, наконец, отстала.

Ко мне сон долго не шел. Почему я не удивлена, что оборотни на самом деле есть? Просто мы не слышали, а так… раз колдуны есть, и чернокнижники, и лесные со своими завораживающими песнями, и горные, живущие поз землёй и в горе… отчего бы и оборотням не быть?

На рассвете, как мы после узнали, окрестные мужчины собрались и пошли оборотня загонять, но того, как говорят, и след простыл! Весь день ходили кругами, вернулись несолоно хлебавши, уставшие и злые.

Тогда же староста Вишнянок и запретил по темноте женщинам и детям из дома выходить.

С дальней дороги бы отдохнуть, да ещё после плотного ужина, но Гордей не сидит на месте. Берёт куртку с вешалки, вынимает кинжалы, чтобы сунуть за пояс.

– Вы со мной?

– Чего тебя в ночь несёт? – бурчит Ярый, но самому интересно, что дальше, поэтому, несмотря на слова, и он спешно достаёт свои кинжалы. Конечно, без верхней одежды плохо, оружие увидит всякий встречный, но лучше, чем в душной куртке париться.

– Веди. – Гудит Всеволод, как только они выходят на улицу. Гордей закрывает глаза и стоит, принюхиваясь, его веки дрожат, а губы что-то шепчут.

– Может, разбудишь, когда надумаешь? – зевает Ярый. Судя по слипающимся глазам, он действительно хочет спать, но уходить ему никто не предлагает. Гордей задумчиво делает первый, не очень уверенный шаг, потом второй – и они идут. По улицам он сворачивает то туда, то обратно, возвращается из переулков и кружит вокруг домов. Время идёт, Гордей хмурится всё больше.

– Мы, кстати, тут проходили, – Ярый указывает на приметный забор. – И не раз.

– Вижу, – коротко отвечает Гордей.

– Так что? Где она? Или ты не чувствуешь?

– Похоже, нет.

Гордей идёт дальше, но уже неуверенно, как ноги несут.

– Сосредоточься и вспомни, когда впервые ты почувствовал, что не на месте, – советует Всеволод, пытаясь вспомнить что-нибудь полезное, что поможет поискам. Но ничего не вспоминается. Душу редко кто находит, поэтому и советов мало.