Дед Ших должен знать.
Я быстро оделась, прячась за дощатой дверью сарая, кое-как причесалась и вихрем влетела в дом. Дед не спал, он всегда поднимается раньше нас, вот и сейчас уже одет, умыт, борода расчёсана. Мельком смотрит и как ни в чём ни бывало говорит:
– А, вот и вы, девочки, встали. Пора, пора. Помогайте-ка накрывать на стол. Каша уже подоспела. Малинка, за водой сходи.
Сестра послушно убегает за водой.
– Кто это такой? Почему он в сарае? Вы знаете, что у вас в сарае какой-то дикарь?
Задавая вопросы, я помогала. Достала с полки, завешенной полотенцем, чистые миски. Вначале три, а потом, подумав, добавила четвёртую, ведь понятное дело, чужой не мог в сарае ночевать. Потом четыре ложки. Расставила посуду на столе.
– Хлеб порежь, – бросил мне дед, кивая, мол, теперь продолжай, я внимательно слушаю.
– Он спит в сарае! Ну, уже не спит, думаю, но почему он там оказался?
– Я его туда отправил.
– Но зачем?
– Что зачем? Всегда он там ночует. Вот ночью вернулся и спать пошёл. Провожатый это ваш, Всеволодом зовут.
– Всеволодом?
Малинка как раз вошла, притащила воду для отвара. Так и замерла на пороге, расширив глаза и открыв рот. Дед Ших потянулся за котелком.
– Я сама.
Я забрала у него котелок, налила в большой чайник воды и поставила на огонь.
– Он нас в город поведёт? – продолжала допытываться Малинка.
– Ага. Кашу из печи доставай и пойди поторопи его, завтракать пора. Он пораньше выйти хотел. Спешит. Так что пойдёте быстро и это… слушайте его по дороге, делайте, что велит. Зла от него не ждите, слово даю.
– Я позову! – Малинка тут же бросилась во двор. Её незнакомец, похоже, ни капельки не напугал. Не могу сказать, что я испугалась… разве что за сестру. Здоровый он, Всеволод этот неизвестный. Когда я вижу щуплого парнишку, ну или хотя бы ненамного крепче себя, то думаю, в случае чего с таким справиться можно. Взять то же полено – и по хребту! Отчим наш хоть и надменный, а довольно худой, так что я его никогда и не боялась, даже если орал. А вот попадись такой лось – рукой двинет и всё, зашибёт. Поленом его разве что щекотать можно. Так что лучше подальше держаться, кто знает, что на уме у него.
– Не бойся, Ожега, Всеволод не тронет. Он, так сказать, наоборот, для защиты самый надёжный выбор.
– Не нужна нам защита! – привычно фыркаю я, складывая руки на груди. Вот так прими от кого одолжение и до конца жизни не расплатишься.
– И то верно. – не спорит дед. – Раз через лес перебрались, справитесь. Вот, держи.
Он достаёт из кармана и протягивает мешочек. В ткань врезаются края монет.
– Деньги? Что вы, не нужно!
– Бери! – прикрикивает дед Ших. – Как без денег пойдёте? Бери, не зли деда! На время одалживаю. Устроитесь, заработаете и вернёте. Или что, Всеволоду вас кормить прикажешь?
Нет, этого нам и даром не нужно. Этому незнакомцу нельзя быть ни в чём обязанной, ни в коем случае!
– Спасибо.
Чужая доброта всегда трогает. До слёз. Мама была доброй, но на то она и мама. Василь был добрый, когда мы у колодца встречались и он, краснея, повторял, как пойдёт руки моей просить и сделает меня счастливой. Та женщина, что летом на пастбище хлеб и овощи нам приносила, потому что сироты мы, при живом-то отчиме. Вот и всё, пожалуй.
– Ничего, ничего, – дед вдруг обнимает меня, и вырываться совсем неохота, от него пахнет травой и дымом. На нашей кухне такой запах был. – Тамракские земли совсем не страшны. Страшно другое… что не все желают оставлять их Тамракскими.
– То есть?
– Не вашего ума дело, – он вдруг гладит меня по голове, а голос ласковый. – В Осинах хорошо, безопасно.
– А как нам тебя потом найти? Я деньги отдам, не думай!