– Одаевский не должен знать о ребенке. – прошелестела одними губами.

Калинин снова заходил по комнате. А я уставилась в узор ковра на полу, размышляя над сказанным.

Что будет, если Одаевский узнает о ребенке? Он не оставит меня в покое. Нас не оставит. Он уничтожит меня. Растопчет. И отберет ребенка. Пусть я не планировала его, но он есть, мой ребенок. Он только мой, я обязана защитить его.

Нет, он ни в коем случае не должен узнать о моей беременности. А потом… потом будет поздно. И фиктивный брак с Калининым снимет все вопросы, если Одаевский узнает о том, что у меня есть ребенок. Этот ребенок будет только моим.

– Но… ты же мой отец? – озвучиваю вслух свою мысль.

– Да. Но об этом никто не знает, – тут же подхватывает Калинин. – Подумай, Вероника. Этот брак решит сразу несколько проблем. Я не настаиваю, детка, но, согласись, это выход. В любом случае… Мы поступим так, как решишь ты.

Я раздумывала над предложением Калинина неделю. И с каждым днем идея фиктивного замужества казалась мне все более логичной. Наконец, я озвучила свое решение, и нас расписали тихо и без приглашенных, в местном загсе.

Шло время, мое обучение протекало гладко. Чего не скажешь о беременности, которая выдалась непростой. Оказалось, что у Одаевского какая-то редкая группа крови, доставшаяся ребенку, не совместимая с моей. Из-за этого я частенько попадала в больницу.

Однако, несмотря на все трудности, когда подошло время, на свет появился Константин Калинин. Здоровый мальчик, до нелепости похожий на своего деда.

Странная штука гены, никогда не знаешь заранее, какая их комбинация достанется ребенку. Вот и я до первой встречи с сыном и предположить не могла, что сходство с Калининым будет таким явным. Сей факт не на шутку удивил меня, и безумно порадовал самого Калинина-старшего, который сразу признал мальчишку своей кровинушкой. И это несмотря на то, что я настояла на имени для ребенка, которое когда-то носил его главный соперник, отобравший у него любимую женщину.

Марк.

– Марк Альбертович, мы потеряли еще одного заказчика, – «радует» с утра пораньше Малиновский.

Уже не закрывая динамик рукой, я матерю финдира на чем свет стоит. Тот стойко выдерживает приступ моего гнева. А куда ему деваться-то? Он немаленькую зарплату получает, и терять свое место не хочет. А самое паршивое в этом то, что я четко осознаю, что, даже если все уплывает с молотка, Малиновский найдет себе теплое место. А вот мне придется туго.

– Как вы умудрились проебать уже третьего клиента за одну, мать вашу, неделю? – рычу в трубку.

– Я не понимаю, почему это произошло, – скулит Малиновский в ухо. – За двадцать лет моей практики такого не происходило никогда.

Сейчас меня мало волнует резюме моих сотрудников, и вообще, блять, не колышет, как один из лучших спецов отрасли не смог удержать клиента. Паранойя последних недель окончательно сожрала мой мозг, я повсюду вижу врагов. Кажется, что даже в багажнике моего автомобиля, прямо сейчас, пока я еду по шоссе, кто-то сидит и гаденько надо мной посмеивается.

Серега проверил всех брокеров, скупающих акции «Стройпроммаш», и ничего подозрительного не нашел. Совсем, блять, ничего! Я хожу по замкнутому кругу. И так продолжается уже не первую неделю, но все напрасно!

– А кто должен понимать? – ору в трубку. – Кто, мать вашу, должен все это понимать?!?

Сжимаю руль до противного скрежета, и еще сильнее жму на педаль газа. Автомобиль несется на бешеной скорости. Но это ерунда, по сравнению с тем пожаром, который уничтожает меня изнутри. Я не привык терять компании, еще и таким, сука, способом! Мне было бы проще, если бы удалось понять, кто эта тварь, что роет мне яму. Нет, уже, сука, выкопала! Проще набить морду паскуде, чем вот так ходить вокруг да около, и все это на пепелище одного из своих самых прибыльных когда-то предприятий!