– Отлично. Смотри, у тебя все предусмотрено, – и Джая застегнула карман на пуговицу. – Теперь не вывалится. Пошли, Николас Бром, время не ждет. Тульпа?

– Я давно здесь. – Из-под кровати вытянулась тень, уплотнилась, встала во весь рост. – Здравствуй, Николас. И добро пожаловать в Рой.

Николас перекинул сумку с инструментами за спину и, неизвестно почему прикрывая ладонью нагрудный карман, шагнул навстречу кромешнику.

Время Людей: конец марта-начало апреля, 1981 год

«Тебе понравится, Маришка!» – говорили они. «Ты только представь, какое приключение!» – говорили они. И вот я сижу в какой-то драной сорочке на голом дощатом полу, а на щиколотке у меня толстый железный браслет, цепь от которого тянется к ножке кровати.

Все началось с папиного старшего брата, будь он неладен. Что с того, что он принял семейный бизнес от отца полудохлым, а уже через пару лет тот зацвел как яблоня весной. На него, между прочим, оба младших брата работали, тоже не деревенские дурачки. Моего отца так вообще из банка со слезами провожали, когда он отправился в крестовый поход за семейное дело. Нет, я ничего не хочу сказать против дяди Дэнни, он вкалывал будь здоров, вот только радости ему от этого никакой не было. Казалось бы, живи и радуйся, все у тебя есть, так нет – чем больше он зарабатывал, тем больше боялся, что разорится и умрет в нищете. Даже улыбаться перестал, как будто за улыбку платить придется по повышенному тарифу.

В общем, загнал себя дядя Дэнни, а как узнал, во сколько ему лечение язвы будет обходиться, так и вовсе сник. А тут и час воплощений случился. И обзавелся дядя Дэнни отвратительным паразитом; с виду ни дать, ни взять мясной мешок, синюшный, невесть чем бултыхающий. А потом мою маму накрыло. Папа на ней женился до начала совместного братского бизнеса, а потому по любви. Денег у мамы ни гроша не было. А дядья женились, чтобы семейный капитал приумножить. Мама, конечно, старалась, даже какую-то бухгалтерию для фирмы вела, но все равно чувствовала себя виноватой. Дешевкой. Я, конечно, заметила, что неладно с ней; сами посудите, станет счастливая домохозяйка мыть посуду в шляпе с пером, истерить по поводу вовремя выброшенных (да они засохли уже!) цветов, и плакать по утрам, едва проснувшись. До папы дошло, что маму болиголов доедает, только когда она снотворного наелась на месяц вперед. Видела я его, симпатичный парень, сволочь. Осмелился к маме в больницу заявиться; я его из палаты выперла… и при этом номер своего телефона дала.

Следующим на очереди младший брат оказался. Поехал очередную лесопилку проверять, как там оборудование, то да се… и попал белоглазу на обед. В закрытом гробу хоронили, и могильщики его играючи несли (дядя при жизни едва в дверь проходил, и майки его моя мама чехлами на танк называла). На поминальном обеде отец впервые за десять лет к бутылке приложился. Основательно так. На пару недель.

Про Город Света отец узнал от кого-то из больничных доброхотов. Рассказали на ухо, торопливым шепотом, что есть в лесах северных, глухих, место сильное, светлое, когда-то там дом спасения был, а теперь вот, снова… Тут, наверно, оглядывались и еще более тихо шептали. Есть один человек, ему слово Светлого было дано в откровении, он все нажитое бросил и в леса ушел. Поначалу землянку себе вырыл и принялся дом благодати отстраивать. Сила в нем чудесная обнаружилась, звери его не трогали, страсти человеческие не одолевали. Имя же ему стало – Валафар. Только в одиночестве он недолго оставался, люди к нему потянулись. Уезжали из шумных, суетливых городов, ставили себе дома рядом с валафаровой землянкой или покупали в соседней деревеньке. И через пару лет таких уже за сотню стало. И все прибавляется.