Царапины и раны почти затянулись, кроме глубокого пореза на бедре, но я уже едва ощущала свое тело от усталости. Ближе к дому крупные деревья почти закончились, и я привалилась к высокой сосне возле нашего дома, радуясь ей, как новогоднему подарку. Последний рывок. А в дом уже на руках понесу… В голове пульсировала боль от перенапряжения. Волоча кабана почти на себе, скребя землю руками, взбираясь на ступени крыльца ползком, изнемогая от усталости и с трудом перебирая натруженными ногами, я ввалилась в свое жилище и рухнула на пол.

– Это ещё что за чудо-юдо? – рассмеялся Миша, и я ощутила, как вкусно пахнет едой – семья полдничала.

В дом заглядывали любопытные, но никто не смел войти внутрь.

– Эрика, ты будешь есть? – строго спросила мамА и, даже не глядя на неё, я чувствовала, что она хмурится.

– Эй, Вано! Мы, похоже, не все твои тушки нашли! – рассмеялся Федор. – Вон, Эрика ещё одну обнаружила! Какой он жуткий… Зачем мы выбрали такого? Мариша будет в ужасе!

– Да? – раздался голос Ивана, самого ненавистного мне человека.

Предположение Федора так удивило меня, что силы вдруг резко ко мне вернулись и вылились в протест и возмущение. Я поднялась на ноги и, едва устояв, осмотрела обеденный стол. Первыми мне в глаза попались еда и вода: жареные перепелки с грибами и картофелем. Вкуснятина! За столом не было отца и Марины, зато был Иван. Его тонкие губы изогнулись в усмешке, когда он посмотрел на меня.

– Это моя добыча! – я с трудом выдавила из себя эти слова, получилось не очень уверенно.

– Твоя? То есть ты ее убила или она умерла от старости? – зло рассмеялся Миша.      Я удивленно посмотрела на него, считая, что холод в его голосе мне лишь почудился.

– Эрика, неужели нельзя было позвать нас? Мы бы сходили за ней! – возмутился Федор.

– Или могла бы попросить Алешу. Он целый день о тебе спрашивает, – мягко заметила Оксана.

– Я убила… его… и принесла, – пробормотала я и стыдливо опустила глаза.

– Садись уже, Эрика, за стол и не говори глупости. Ты едва держишься на ногах, – строго проговорила мамА и поставила мою тарелку на стол.

Я тут же набросилась на еду, запивая её жадными глотками воды. Птица была немного суховата, но мне было все равно. Тело благодарно растеклось по стулу, отдыхая, и слегка дрожало от пережитого напряжения. Краем глаза я уловила взгляд мамА и резко обернулась, зажав картошку в зубах; жир стекал по моему подбородку, и я ловко отерла его. МамА указала мне на мои руки, и я проследила за ее взглядом. Они были грязными от земли и темно-красными от моей и кабаньей крови, под ногтями было черно. Но тазик стоял слишком далеко от меня, чтобы дотянуться до него, не вставая с места. Поэтому я опустила глаза в тарелку и решила не обращать внимания на недовольство мамА. Я слишком устала, чтобы пытаться встать! У меня даже не было сил возражать братьям, но, съев половину порции и немного придя в себя, я вновь принялась настаивать на своем.

– Федор, Миш, это и правда я убила кабана! – взмолилась я, но слышала, как жалко звучит мой голос.

– Чем ты это докажешь? – усмехнулся Иван, скрестив руки на столе. – Сегодня все тушки убиты мной, мне нечего скрывать!

Иван был одним из лучших стрелков в стае, только за это и за то, что он всё же обернулся, его выпустили из храма и позволили присоединиться к стае. А я не любила его именно за то, что он потеснил меня в стрельбе и добился того, чего мне никак не удавалось – уважения. Мы с ним мало чем отличаемся, но в то же время разнимся во всем. Его история так же печальна, как и моя. Когда ещё был жив дед Эрик, стая гостила у песчаных волков, на юге страны. Налаживали взаимовыгодное сотрудничество или торговые связи, уж точно не знаю, но погостили-погостили и уехали. А через девять месяцев хранительница песчаных понесла не пойми от кого. Естественно, тамошний вожак всполошился: щенок пахнет чужаками, пусть туда и отправляется. Так Иван попал к нам в стаю. Его мать песчаные волки нам не отдали, это их собственность, а щенок, сказали, ваш. В нашей стае никто не признал его сыном, и дед отдал его в храм на воспитание хранителям. В отличие от меня, у Ивана не было семьи. Лишь раз в год он уезжал на несколько месяцев к матери, и его ненавидела не одна женщина – жена отца, как меня, а все волчицы в обеих стаях, считая, что именно её муж был отцом Ивана. Но у него хотя бы была мать до некоторых пор, в отличие от меня. Два года назад она скончалась, тоже какая-то темная история. Я бы всё отдала, всю свою семью за то, чтобы у меня тоже была мама, хотя бы на один месяц в году. Я могла бы ей рассказывать, что творится у меня на душе. Она понимала бы или хотя бы пыталась понять меня. Я бы ощущала её теплые объятия, нежные, заботливые и безопасные, и могла бы прижаться к ней, чтобы почувствовать себя дома. И я бы знала, что есть в мире человек, который волнуется обо мне. Она бы гладила меня по голове и говорила, что я – самый любимый ребенок на этой земле. Вдруг чья-то теплая рука опустилась на мой затылок, и я очнулась от своих мыслей. Вид у меня похоже был глупый, судя по дебиловатой ухмылке на лице Миши.