– Нам здесь сходить, отец, – обратился он к Селусу.

Волк слез первым и, подав мне руку, помог спуститься на землю, после забрал тюк со шкурами и поклонился, благодаря возницу.

– Хорошего барыша, – подмигнул Селус. – Прощевай, дочка, – со смешком попрощался он со мной, и телега покатилась дальше.

Я с любопытством вертела головой, разглядывая горожан. Только сейчас я поняла, почему так пристально разглядывал меня Селус, и почему так часто сходились на мне взгляды жителей города. Я отличалась от них абсолютно всем. Мое платье было привычным среди оборотней: свободное, напоминавшего по покрою рубаху, с широким воротом и широкими рукавами. Все это позволяло быстро скинуть его для обращения. К тому же я ходила босиком. Обувь мы надевали только в холодную пору, а сейчас было уже начало лета. На мне не было никаких украшений и даже нижнего белья, какое носили человеческие женщины, но этого, конечно, никто, кроме меня и Идара, не знал. Зато стали понятны слова моего волка об одежде. Должно быть, он хотел, чтобы я, когда мы будем выходить к людям, не отличалась от них.

Идар вел меня по улице, крепко сжав ладонь, и поглядывал по сторонам. Я заметила, как у него приподнимается уголок губ в едва заметном оскале, когда он ловил мужской взгляд, направленный на меня. Мой волк ревновал, и это было так приятно! Я приосанилась, вскинула подбородок и уже не глядела по сторонам. Пусть мной любуются.

Идар приобнял меня, окончательно утверждая свои права. Я гордо огляделась и заметила, что не только на меня смотрят, но и на моего волка. А вот это мне совсем не понравилось. И будь это волчицы, я бы задала им трепку, но что делать с человеческими женщинами, я не знала. К тому же волчица не сунется к волку в паре, потому что он уже сделал свой выбор, и вертеть перед ним хвостом – бесполезное занятие. Но эти женщины и девушки не были волчицами, и им никто не мешал вертеть своим задом и строить глазки. Лесной Дух, дай мне терпения, или я всех перекусаю.

Идар заметил мое беспокойство и вопросительно приподнял бровь. Поймав мой угрюмый взгляд, который я переводила с одной человеческой женщина на другую, он еще крепче прижал меня к себе и весело рассмеялся. И вновь я не успела ничего сказать, потому что мы остановились перед домом, в ворота которого Идар вошел, не ожидая разрешения.

– Здравствуй, отец, – произнес мой волк, обращаясь к седому мужчине в длинном кожаном фартуке, а я окончательно запуталась.

– Идар, – зашептала я, – сколько у тебя отцов?

Волк, опять приподняв брови, посмотрел на меня с удивлением, но вскоре рассмеялся и звонко поцеловал в щеку.

– Я тебе потом все объясню, – шепнул он и, развернувшись к седому человеку, чуть склонил голову.

– Идар, сынок, – широко улыбнувшись ему, кожевенник обнажил в улыбке почти беззубый рот.

От него неприятно пахло, и я вновь хотела уткнуться носом в своего волка, но он удержал меня за плечи. Мне вдруг пришло в голову, что бедный волчонок вынужден был терпеть все эти отвратительные запахи, когда жил здесь. «Захочешь жить…» – вспомнились мне его слова, и сердце, зайдясь от жалости, открыло еще больше глаза на жестокость и непримиримость волчьих стай.

– Это Айна, жена моя, – услышала я и оторвалась от своих мыслей. – Смотри, какая красавица, а ты говорил, что я век одиноким останусь.

– Лишь бы хозяйкой была хорошей, а из красоты каши не сваришь, – улыбнулся кожевенник, рассматривая меня. – Ай и ладная, истинно хороша. Ну, здравствуй, дочка, – он протянул ко мне руки, от которых шел все тот же ужасный запах, и я тихо заскулила, пытаясь увернуться.