– Конечно же, проверены, кикиморы опрошены. Все утверждают, что Серов ушёл от них живым и здоровым, и никаких странностей в поведении они не заметили. Разумеется, будем перепроверять… Может быть, ты знаешь, куда он мог зайти, кроме адресов по графику?

– Нет, – отрезала я. – Не знаю.

– Ты успокойся, подумай хорошенько – может быть, говорил он что-то о своих планах на вечер, ты просто значения не придала, – спокойно сказал Виталий. – Если что-то вспомнишь, сразу же мне звони. Немедленно! И я тоже, если какие новости, сразу с тобой свяжусь. Я же понимаю, Лада – не деревянный, небось.

– Спасибо, Виталик.

– Ну, иди, иди. Тебе надо успокоиться.

Я вышла в коридор и бегом бросилась в подвал.

– Эрик, я пошарю в твоём компе? – я заглянула в одну из каморок, где Эрик занимался своим подопечным. – Мне очень срочно.

– Пошарь, только мои окна не закрывай, – ответил Эрик, не поднимая головы.

Я прошла в его закуток, присела на табурет и сразу же полезла в поисковую базу дружины.

Никита Корышев, кикимора второй группы… Улица Мира, дом тридцать один, квартира двадцать четыре. Да… Где Шестнадцатая линия и где улица Мира. Неблизко. Вряд ли эти два адреса могут быть связаны между собой. Но проверить нужно обязательно.

– Что случилось? – спросил Эрик встревоженно, заглядывая в закуток. – На тебе лица нет.

– Макс Серов пропал.

– Я слышал, – кивнул Эрик. – Да найдут твоего надзирателя, не переживай.

Эрик у нас к сплетням не прислушивается и того, что под носом у него происходит, в упор не видит.

– Да, Эрик, конечно, найдут.

– Жаль, если с парнем что-то серьёзное.

– Да, жаль. Очень жаль. Ты извини, Эрик, мне бежать надо.

Я рванула мимо дяди, задев его плечом, и помчалась на выход.

Сколько я ни работала над собой, сколько ни училась держать себя в руках, а всё равно без толку. Обида, ярость и тревога бушевали в моей душе примерно в равных пропорциях.

Тревога, конечно же, за Макса. Уж мне ли не знать весь набор опасностей, среди которых дружинник находится даже не на службе, а круглосуточно. Я чуть ли не наизусть помнила печальную статистику питерской дружины за последние годы и представляла себе, сколькими разнообразными способами можно отдать концы на этой работе. Иногда эти способы напрямую никакого отношения не имеют к кикиморам, но тогда косвенное отношение – непременно. На прошлой неделе дружина похоронила Сашу Лабазникова – хорошего, незлого, весёлого паренька, у которого в дружине не то что врагов, даже тихих недоброжелателей не было. Пошёл вот так с плановым надзорным визитом к одной мадам кикиморе, и выяснилось, что всё у мадам замечательно, и жизнью своей она совершенно довольна. А вот муж её, алкаш недобитый, очень был недоволен, что кто-то припёрся и помешал его застолью. Настолько недоволен, что взял да и зарезал по пьяной лавочке нашего Сашку прямо на своей кухне.

Да то ли ещё бывали случаи. Всякое, разное. Кое о чём и вспоминать не то чтобы не хочется, а память очень активно сопротивляется, желая похоронить эти воспоминания навсегда.

Уговаривать себя, что всё ещё может быть не так страшно, было бесполезно. Я отлично понимала, с чем придётся иметь дело. Когда личные вещи и рация дружинника обнаруживаются в мусорном баке в районе, в котором у него в тот день не было никаких планов, это может означать только плохое. Плохое, конечно, тоже имеет много разнообразных вариантов, но то, что оно не хорошее и белое, а плохое и чёрное, уже и так ясно.

И всё-таки я не представляла себе, чтобы это произошло с Максом. Не потому, что он такой уж неуязвимый супермен, а просто потому что он мой Макс. Мой самый лучший, самый близкий человек, без которого я больше не представляла себе свою жизнь.