Вечером, засыпая, она представляла себе, как сегодня в пять минут управится с грязной посудой, а потом свернет горы: то есть покрасит стены, наготовит пять кастрюль, вымоет окна и наконец-то начнет учить английский, который обещала себе учить хотя бы по уроку в день ещё когда закончила школу, 40 лет назад…

В общем, планы были наполеоновские. Петровна вздохнула и протянула руку, чтобы убрать термос в шкаф. Взяла его и задумалась.

Она вспомнила, как в голодные годы, когда им, городским, давали от завода делянки под огороды, ездила туда всё лето, и полола картошку, не разгибая спины. И как в один прекрасный день она собралась ехать на огород, чтобы выкопать плоды трудов своих, и её старенький, тогда ещё живой отец захотел ей помочь. И как они ехали утром на трамвае до вокзала, откуда нужно было ещё 4 часа ехать электричкой до этого треклятого огорода, который отнимал у нее полжизни.

Но трамвай пришёл не по расписанию, и когда они вышли на той остановке, от которой было ближе всего к вокзалу, и она поняла, что до отхода электрички десять минут, а бежать ещё пару километров с сумками на колёсах, между прочим, и лопатами, она сказала папе, чтобы не бежал. Если не успеет, пусть идет домой. А сама понеслась по тому чёртовому спуску до вокзала, каждую секунду получая удар лопатой по ноге.

Каким-то чудом она успела на эту электричку, забралась в вагон, и всю дорогу думала, потирая свежие синяки на ногах, успел ли папа. И сама для себя решила, что он не успел и поехал домой. Конечно, ведь ему уже было за 70 – не те годы, чтобы конём скакать за поездами, с сумкой и лопатой наперевес.

Но когда она высадилась на своей станции, а электричка ушла, вильнув хвостом копоти, Петровна увидела папу. Он стоял на щебёнке и доставал из сумки такой же термос, как тот, который она собиралась поставить в шкаф. Сумка была мокрая, а в термосе звенело битое стекло от колбы.

Папа успел запрыгнуть в последний вагон, а он остановился там, где нет перрона, и прыгать с него было высоко. Папа спрыгнул и упал. Сумка ударилась о шпалу, и весь чай вытек на пыльный щебень. Петровна смотрела в шкаф, видела старенького папу с разбитым коленом и разбитым термосом в руках, и её душили слезы… А из раковины на неё безнадежно смотрели грязные тарелки…

«Я не писатель, а только учусь. Хотя я даже не знаю, хочу ли им быть. Я пишу, потому что не могу не писать. Для меня это как второе дыхание, как танец, в котором я забываю обо всём. Писать для меня – наверное, самое любимое занятие. Поэтому очень хочу жить в маленьком доме в лесу и писать, иногда выходя в город, толпу, народ, потому что шум тоже люблю.

Я филолог, преподаватель русского языка и литературы. Но это было в прошлом. Я уже 20 лет живу в Израиле. Какое-то время была редактором небольшого русскоязычного издания. Сейчас у нас с мужем семейный туристический бизнес – занимаемся организацией туров в Израиль.

Я очень люблю Израиль, неисправимая сионистка и оптимистка насчет его будущего, и много пишу именно о нём. Что вижу на улицах нашей страны, о том и пишу – небольшие рассказы. Буду очень рада, если они подарят вам минуты радости и вдохновения».

«Люди, полагающие, что они никому не нужны, на самом деле часто самые нужные».

Эрих Мария Ремарк

Да-да, это я про тебя говорю! Ты, тот, кто сгорбился, чтобы тебя не видели, в сереньком пальто. Сделай шаг вперед, выйди из толпы. Подойди ко мне поближе. Я хочу, чтобы ты получше рассмотрел небо. Видишь? Тут звезды, и тут… А вот там справа – темно. Нет звезды. Хотя вчера она еще была. Знаешь, почему?