Подобно многим начинаниям, бурно поддержанным печатью, движение за коммунистический труд с годами утратило свежесть инициативы и новизны, формализовалось, обросло отчётами, показателями и в конце концов сошло на нет. Но это, как говорится, совсем другая история. На первых же порах оно сыграло позитивную, гуманистическую роль.

Осенью 1961 года «Институт общественного мнения „Комсомольской правды“» по вполне научной методике провёл массовый опрос участников движения. В обширной работе «Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения» (2003), социолог Б. А. Грушин, в то время научный руководитель означенного Института, свидетельствует, что этот феномен существовал не только в виде текстов пропаганды, но и в сфере социального бытия, реальных действий миллионов людей, то есть во множестве материальных практик, которые осуществлялись массами в труде, быту, человеческих отношениях. Своим «профессорским», однако доступным для понимания языком Грушин подтвердил, то, о чём писали в те годы газеты. Тогда никому не могло прийти в голову, что вымпелами «Ударник коммунистического труда» станут торговать в Интернете как диковинкой ушедшей эпохи.

Зыбкий воздух оттепели

Духовный бульон, в котором мы тогда варились, с лёгкой руки Ильи Эренбурга именуют оттепелью, сопровождая это определение указанием на неточность, неполноту. Может, так оно и есть, но ведь изобретение научных дефиниций не входит в обязанность служителей муз, по своему душевному строю более способных чувствовать пульс жизни, чем измерять его частоту и наполнение.

В зыбкости, неустойчивости, переменчивости оттепели как раз и заключается её суть. Сколько ни пытайся описать этот феномен, всё равно что-то останется неуловимым, недосказанным. Два фильма Марлена Хуциева стали эмоциональным свидетельством того, чем была оттепель для вступающих в жизнь поколений. «Застава Ильича» (1964) – это оптимистичный взгляд режиссёра в ещё не остывшее прошлое: три друга (привет от Ремарка!) радостно и уверенно строят свои судьбы в соответствии с моральными императивами прекрасной эпохи. «Было жадное стремление улучшить мир во всём: будь то молодая любовь или чувство долга», – афористично резюмировал содержание картины Сергей Герасимов, по праву старшинства курировавший её постановку. В фильме «Июльский дождь» (1966) Хуциев предъявляет нам других героев: повзрослевшие, подуставшие, заражённые приспособленчеством и равнодушием, они теряют прежние жизненные ориентиры.

Волны оттепели доходили до нашего края заметно ослабленными, частично растеряв по дороге энергию обновления. Где-то в больших городах проходили поэтические праздники, художественные выставки, громкие кинопремьеры, а до нас доносились лишь их отголоски в газетных и журнальных статьях (часто ругательных). Провинциал обречён знакомиться с образцами живописи, архитектуры, скульптуры, музыки и драматического искусства через информационных посредников. В описываемую мной эпоху их перечень ограничивался кино, радио, грампластинками, но главным образом книгами. Прежних цельнометаллических литературных героев без страха и упрёка стали вытеснять персонажи из плоти и крови, с присущими всем людям чувствами и, по определению одного писателя, с государственными и обыкновенными соображениями.

Разумеется, далеко не все новинки оказывались в поле моего внимания, но некоторые оставили прочный след в памяти: «Жестокость» Павла Нилина, «Дело, которому ты служишь» Юрия Германа, «При свете дня» Эммануила Казакевича, «Дневные звёзды» Ольги Берггольц, «Битва в пути» Галины Николаевой, «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева. Помню, как передавали из дома в дом номера «Правды» с «Судьбой человека» Михаила Шолохова, как я читал по вечерам вслух домочадцам это драматическое повествование.