А вот подпись художника Юрия Черкесова. Потомок декабриста Василия Ивашева, он был женат на дочери Александра Бенуа, учился у Петрова-Водкина, в эмиграции оформлял книги, писал пейзажи, выставлялся в Салоне независимых, в Осеннем салоне, в Тюильри; на парижской Всемирной выставке 1937 года он получил золотую медаль за гравюру «Песнь песней». После Компьеня сорокалетний Юрий Черкесов впал в депрессию и покончил с собой.

Живописцем и художником кино был оставивший свою подпись на «грамоте» Савелий Шлейфер (лагерный номер 163), художником театра и кино – Янкель Гатковский (№ 1055); эти двое на свободу уже не вышли, поскольку были евреями и должны были умереть. В иерусалимском музее Яд ва-Шем из ранних документов о Компьене уцелел «Отчет о 1500 евреях, арестованных в Париже в декабре 1941 года и отправленных в лагерь Компьень».

Среди подписавших «грамоту» Одинцу – имена микробиолога Сергея Чахотина, адвоката Израиля Кельберина (отца поэта), ближайшего помощника матери Марии в «Православном деле» Федора Пьянова, молодого писателя Виктора Емельянова, автора знаменитой повести о собаке Джим, графа Сергея Игнатьева, брата советского разведчика А.А. Игнатьева и бывшего мужа актрисы Е. Рощиной-Инсаровой (в общем, не одни только масоны и евреи были в лагере).

В одном из бараков лагеря, превращенном в православную часовню, 30 сентября 1941 года отец Константин Замбржицкий крестил по православному обряду видного деятеля российской эмиграции, историка, редактора (в частности, одного из четырех редакторов журнала «Современные записки»), журналиста, мецената и политика, друга Буниных и Набокова Илью Исаевича Фондаминского. Фондаминский отказался от предложенного ему побега и ушел в газовую печь Освенцима, не желая покидать товарищей по несчастью, которых угораздило родиться евреями.

В здешнем лагере поэтесса и героиня-монахиня мать Мария в последний раз видела своего юного сына Юру Скобцова и своего сотрудника отца Димитрия Клепинина. В компьенском пересыльном лагере отец Димитрий рукоположил Юру в диаконы. Оба погибли в нацистских лагерях.

Позднее Компьень действительно служил преимущественно для пересылки евреев в лагеря смерти. Впрочем, иным из них не суждено было добраться до печей крематория. В книге Кристиана Бернадага «Поезд смерти» (Париж, 1970) рассказано, как 2 июля 1944 года более двух тысяч евреев были погружены в Компьене в эшелон № 7909. Страшная жара (34 градуса), товарные вагоны переполнены, воды нет… По прибытии эшелона в лагерь выгрузили 536 трупов. В книге приведены списки умерших и выживших в пути…

После войны в маленьком Компьене, лежащем на скрещении дорог, стали появляться предприятия пластмассовой, химической и фармацевтической промышленности. Но конечно, не они могут завлечь в Компьень клиентов самой могучей из отраслей французской индустрии – туристической. Иными словами, нас с вами пластмассой ни в какой Компьень не заманишь. К счастью, в императорском городе, несмотря на все передряги, уцелели не только реликвии военной славы (вагон Перемирия, правда, пришлось заново изготовить), но и прекрасные архитектурные памятники прошлого. Начать можно с чудом уцелевшего прелестного здания городской мэрии, построенного аж в 1502–1510 годах, в период поздней готики. Конечно, за истекшие полтысячи лет (и особенно интенсивно в первые три столетия его жизни) здание это достраивали, перестраивали, украшали и реставрировали, но, так или иначе, даже нам с вами, уже избалованным французской архитектурой странникам, здесь есть на что полюбоваться – на фасад с башенками, на балюстраду, на окна, на многочисленные статуи (каких тут только нет персонажей – и Карл VII, и Жанна д’Арк, и святой Реми, и Людовик XI, и Карл Великий…). А над ними – красивые люкарны и элегантная башенка со шпилем, с часами XVI века и колоколом 1303 года – все старое без обману.