Я выглянула из кухни – расчищен ли путь в спальню от горничных, моделей и прочих неприятелей, и повела Джека за собой.

– Это русская поговорка, – ответила я заинтригованному жениху.

– Очень странные вы, русские. Зачем женихов возить в кузове?

Я обернулась на него и, смеясь, дала свою трактовку собственному корявому переводу:

– Потому что женихов может быть много, а мужем станет только один. Если заслужит.

– Я не понял, балерина, это намёк? – насупился Джек. – У тебя всё же кто-то есть на примете? Ты же сказала «да»! И ты носишь моего ребёнка!

Я прошла в спальню, не отвечая. Он догнал меня, не на шутку взволнованный.

– Эй, балерина! Что это ещё за штучки?!

Я закрыла дверь, краем глаза увидев чернокожую Эми, и ответила уже совершенно серьёзно:

– Это, конечно, шутка. Но ты, Джек Рэндалл, имей ввиду. Жена у тебя тоже может быть только одна. Не просто жена, женщина. Это моё условие. И если ты не согласен, оформляй мне командировку, и я, выполнив всё, что велит мой босс, вернусь домой. В Россию.

– Сандра, ты с ума сошла?!

– Я не навязываюсь. Никогда. Но если ты хочешь видеть во мне невесту и жену, тебе придётся уволить меня с должности ассистента и признать равноправным партнёром.

– Узурпатором, – пробурчал Джек.

– Да, пока смерть не разлучит нас. Или нет. Никогда не поздно передумать и раздать ключи от кондо половине Нью-Йорка.

Джек молча смотрел на меня, карие глаза его потемнели, стали почти чёрными. Я ждала. Он накинул халат, завязал пояс, сел на край кровати.

– Я сказал тебе, что люблю, разве этого мало? – наконец, чуть хрипло и обиженно спросил Джек.

– Нет. Этого много. Это для меня всё, – тихо ответила я. – Но я просто… не хочу, чтобы однажды мы делили картины или горничных, чтобы всё вдруг стало банально, как в плохом кино… Я не хочу, чтобы всё кончилось, когда я к этому буду не готова.

– А сейчас… – он сглотнул, – ты готова?

Я подошла и села рядом.

– Не знаю. Пока всё так нереально хорошо, что трудно поверить… И вообще трудно… Может, смогу жить дальше… – У меня дыхание перехватило от мысли, что его не будет рядом, и наша сказка закончится. В груди образовался тяжёлый ком, и я призналась: – А может, просто умру…

Пауза на этот раз была недолгой.

– Балерина, – нежно сказал Джек, обнял и зарылся носом в мои волосы. – Я тебя хочу. Я не хочу других.

– И я тебя… – прошептала я. И тоже обняла.

Мы посидели немного, обнявшись, как два родных старичка на лавочке. И я подумала, что хорошо бы и правда, когда-то быть старенькими и смешными, и сидеть в парке, зная, что где-то счастливо живут наши дети, а мы провели долгую-долгую жизнь вместе, не теряя зазря ни секунды счастья.

– Тебе не понравился мой дом? – спросил Джек, отстранившись, чтобы видеть моё лицо. – Только говори честно.

– Понравился, – вздохнула я. – Больше всего мне понравилось то, каким счастливым ты выглядишь тут. А остальное, к этому надо привыкнуть… Если б я смотрела на такую квартиру в Интернете, на такие улицы, на вид из окна, я б сказала: ого, супер круто! А к тому, что это на самом деле… что я тут буду жить, уже живу… Что тут можно ходить босиком, кидаться подушками, варить на завтрак кашу или жарить картошку, – пока не кажется реальностью. И эти внезапные гости…

– Все будут звонить. Я скажу швейцару. А готовить тут можно не только картошку, я тебе такое приготовлю! Пальчики оближешь, – засиял Джек.

– Пальчики я бы облизала, – призналась я. – Очень хочу есть. Съем слона.

– Слона не обещаю, но прекрасный стейк и море вкусностей могу гарантировать. Одеваемся!

– Джинсы или как?

– Как хочешь! – Джек по-королевски широко махнул рукой, а это значило, что можно не мучиться на десятисантиметровых каблуках.