Пусть я не во всём разбираюсь, но я давно уловила: порой стоит проговорить проблему вслух моей подруге Тане, и уже не нужно совета – всё само встаёт на свои места.

Глядя на довольные, горящие глаза моего любимого, я допустила крамольную мысль: вероятно, если бы мама чаще слушала папу о его спорте, работе, о шахматах, а также о желании есть каждый день пресловутый борщ, их семейная жизнь не разбилась бы. Увы, мама почти всегда перебивала папу за ужином рассказами о новом балете, статьях об НЛО или ядерном топливе для ракетных двигателей. Пожалуй, иногда лучше недостаток образования, чем его переизбыток, и умение выслушать, а не рассказать…

По привычке я следила за временем – из Джека не вытравить бигбосса, из меня – ассистента. Когда цифры на экране мобильного подкрались почти к восьми, я сказала:

– Любимый, нам пора. Или стоит опоздать?

– О, нет. Опаздывать не следует. Её величество Меделин терпеть не может ждать! А с ней лучше не ссориться, – рассмеялся Джек.

Судя по карте Гугл, к Нью-Йоркской Опере и Балету, а точнее, к театру Дэвида Коха, можно было дойти за пять минут наискосок и налево. Но нас, богатых, не понять. Поэтому пришлось толкаться в корпоративном автомобиле в пробке на 65-й, потом по Коламбус-авеню и направо вдоль театра по узкой 62-й улице целых пятнадцать минут. Тут тоже выстроилась очередь из роскошных авто. Только подъехав к краю здания, я поняла, почему. Здесь была красная дорожка! Самая настоящая! Как в Голливуде. А ещё камеры, люди и ограждения.

– Джек, – прошептала я изумлённо, – а звёзды тоже будут?

– Возможно парочку Меделин и пригласила.

– Но красная дорожка для кого?

– Для нас и твоих шпилек, – засмеялся Джек.

Он вышел из машины и подал мне руку.

Едва я ступила на мягкое покрытие, ослепили вспышки. Ничего себе! Хорошо, что я не надела меховые сапоги…

У меня перехватило дух. Думаю, Наташе Ростовой на первом балу такого волнения и не снилось! Хотя моя рука опиралась о руку сильного мужчины, крепкого и большого, как скала, другая впивалась в клатч. Казалось, мы не идём по красной дорожке, а бодрым шагом по морозцу выбегаем из зоны комфорта. Одно дело, когда смотришь на такое по телевизору, другое – быть здесь. Ощущения не сравнить! Вспомнила, как дедушка говорил, что моя улыбка – самое обезоруживающее оружие. И я принялась палить со всех пушек, улыбаясь по сторонам.

– Не волнуйся, ты – самая красивая! Красивее быть не может, – шепнул мне Джек.

Я была ему за это благодарна.

Наконец, мы нырнули в тёплый холл из белого мрамора и в атмосферную музыку. Я с жадным интересом рассматривала всё. Выяснилось, что стены квадратного здания, состоящие сплошь из восьмигранных колонн и панорамных стёкол, декорированных подобием узких балкончиков с лиловыми вставками и ковкой, описывают круг. Круглую стену опоясывали такие же узкие балкончики.

– Там зрительный зал. Знаешь, невероятно забавно, – хмыкнул Джек, – что Меделин выбрала для этого ивента Нью-Йоркский балетный театр. Где ещё знакомиться с моей балериной?

Я скользнула взглядом по афишам: Алексей Ратманский представляет «Поцелуй феи» на музыку Стравинского, «Спящая красавица» Чайковского. Наши! Я почувствовала гордость за русских, словно сама напевала мелодии Петру Ильичу, и кокетливо пожала плечами:

– Почему бы и нет? Здесь я почти дома.

– О, женщины, у вас одни намёки, – засмеялся Джек.

И мне вдруг показалось, что он тоже волнуется.

Холл назывался Гранд Променадом. Оба края его ограничивали белые скульптурные композиции по две фигуры в каждой: весьма упитанные обнажённые дамы и циркачки.