– Случайность, – выдавил Антон и поспешил ретироваться от назойливой певицы в мужскую компанию.

Важные люди города уже забыли об оперетте и обсуждали более серьезные проблемы. Курашвили жаловался, что все кругом воруют. Он вчера уволил водителя за слив бензина и вынужден искать нового. Выпив рюмку, директор мясокомбината ехидно спрашивал начальника милиции, не остановят ли его на дороге, когда он поедет домой за рулем? Все смеялись удачной шутке.

Антон под шумок тиснул за пазуху бутылку лимонной настойки и сунул в карман бутерброды с колбасой. Он спустился в подсобку, которую занимала уборщица. В узкой комнатушке с низким потолком с трудом умещались панцирная кровать, единственный табурет и настенная вешалка. Здесь не было даже зеркала – непременного атрибута женской комнаты. Сана не желала видеть свое отражение и терпеть не могла убираться в зеркальном холле театра.

На девушке было легкое светлое платье без рукавов и старомодные туфли, она выглядела смущенной.

– Один рукав оторвался, пришлось второй удалить, – призналась она.

– А где же мы будем? – спросил Антон, демонстрируя угощения.

– Я кушаю так. – Сана села на краешек кровати и придвинула табурет в качестве столика. Из коробки под кроватью она достала два стакана и тарелку.

Антон сел рядом, кровать прогнулась, и их плечи невольно соприкоснулись. Чтобы развеять неловкость Антон стал рассказывать о том, что происходит в буфете. Упомянул он и Курашвили.

– Я слышала, – прервала его Сана и в точности продемонстрировала голос с грузинским акцентом.

Антона уже не удивляли способности Саны копировать голоса, но, чтобы слышать сквозь стены – это невозможно!

– Хорош прикалываться, ты не могла слышать отсюда.

Девушка не хотела признаваться, что она не просто слушала, а вслушивалась очень внимательно, потому что боялась, что Антон не придет к ней.

– Я и сейчас слышу, как жена Курашвили зудит ему на ухо. – Сана заговорила строгим женским голосом: – Уймись, больше не пей! Ты на ногах не стоишь, как ты домой поедешь? – И тут же перешла на мужскую речь с пьяным бахвальством: – Не кипятись, Цыпа моя бархатная. Сидеть за рулем легче, чем ходить.

– Шутишь? – только и мог выдавить Антон.

– Тебе повторить, о чем ты шептался с Жанной? – И она засипела: – Туда-сюда, туда-сюда.

Пораженный Самородов наполнил стаканы. Они выпили и закусили. Сана закрыла глаза, надавила пальцами на виски и прислушалась. Потом беспомощно опустила руки и улыбнулась:

– Сейчас я слышу только того, кто рядом. И мне хорошо.

– Ты – чудо! – выдохнул Антон, осторожно обнял девушку за плечи и шепнул: – Диво дивное.

Сердце девушки учащенно забилось – неужели это происходит с ней? Ее – дефектную – обнимает славный парень, о котором она не смела и мечтать. Он поражен ее способностями, благодарит ее, шепчет ласковые слова, а его губы приближаются к ее губам.

– Нет! – Сана испуганно отвернулась.

Антон отстранился, убрал руку и спросил:

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

Она испугалась еще больше, но ничего не могла сказать. Он снова предложил ей выпить, она затрясла рукой, опасаясь, что отключится из-за спиртного, как тогда у костра. Сана догадывалась, чего хочет Антон, но понятия не имела, как себя вести в такую минуту. Антон выпил, отблеск лампочки от стакана коснулся ее лица, и Сана сообразила, что ей мешает.

– Выключи свет, – попросила она.

Он встал, щелкнул выключателем, а когда в кромешной темноте вернулся к кровати, выставив вперед руки, Сана перехватила его ладонь. С минуту их сцепленные пальцы с нарастающей силой сжимали друг друга на весу, а потом опустились. Его рука оказалась на ее колене, стиснула, поползла выше, задирая платье, и девушка непроизвольно сжала ноги, боясь и трепеща одновременно. Другая его рука погладила ее волосы, спустилась на спину, скользнула подмышку и коснулась пальцами груди, вызвав сладкий озноб.