Отец отворачивается, чтобы этого не видеть. Представляет ли он сейчас себя на месте того несчастного, чью дочь забрали в жертву? Наши люди страдают после каждого сбора Дани, мне приходится смотреть на их впалые щеки и истощенные тела. Однако мне напомнили, что некоторые деревни платят куда более тяжелую Дань.

– Сцепите повозки, – отдает приказ Пераксоло.

Отец и остальные взрослые отвязывают ноцератопсов от повозок и впрягают их в ярмо перед первой из них. Получается подобие походного поезда. Пераксоло усаживается на облучке, берет вожжи и наотмашь бьет ими огромных чудовищ. Очень медленно все припасы, все богатство из семи деревень катится прочь.

Всю жизнь я слушала перешептывания о боге Пераксоло, который может двигать предметы по воздуху и убивать провинившихся одним взглядом. Он умеет летать, а земля сотрясается под его шагами. Известно также, что он способен истребить целые деревни. Когда я была маленькой, деревня Бьомвар была полностью уничтожена всего за неделю. Ее жители не смогли собрать Дань два года подряд, поэтому заболели и умерли один за другим.

Пераксоло появился в наших землях сотни лет назад. Мы платим ему Дань каждый год в обмен на обещание не убить нас на месте. Его мощь не знает границ, а сам он – бессмертный бог, поэтому мы вынуждены подчиняться.

Многие молят Пераксоло о пощаде перед сном, но я никогда этого не делала. Все свои молитвы я возношу Рексасене, высшей богине пантеона. Может, она и невидима, но я ощущаю ее присутствие повсюду: в смехе сестры, в лучах солнца, в душевной гармонии. Она учит нас проявлять доброту и заботу, чтобы в следующей жизни мы были счастливы. Пераксоло же заботят лишь его собственные нужды.

– Смотри, – шепчет Торрин, – твой отец уходит. Нам нужно поторопиться, чтобы успеть домой раньше его. Иначе он может заметить, что ты пропала.

Я киваю и позволяю Торрину увести меня обратно той же дорогой, которой мы пришли. Несмотря на опасную местность вокруг, мои мысли сосредоточены на девушке из последней повозки. Я сожалею, что ничем не смогла ей помочь, но это лишь навлекло бы на деревню Маллимер еще худшую участь. У нас не было выбора – лишь отпустить ее.

Я содрогаюсь от мысли о том, какая смерть ожидает несчастную.

– Что такое? – спрашивает Торрин, пока мы уклоняемся от очередной ветки. – Заметила гуанодона?

Я толкаю его плечом.

– Их не существует.

– Откуда ты знаешь? Ты же никогда раньше не бывала в Лихоземье.

– Этим воображаемым монстром пугают детей, чтобы те держались подальше от опасностей в лесной глуши.

– Как ты можешь утверждать, что их не существует, пока не увидела хоть одного?

– Ты ведь понимаешь, что твоя логика хромает?

Он ухмыляется, и я с трудом отвожу взгляд от его губ.

– Да ладно, – произносит Торрин, – спорим, ты бы притащила голову гуанодона в деревню, лишь бы посмотреть на выражение лица Хаварда.

Я знаю, что он лишь хочет подбодрить меня, и включаюсь в игру, потому что и сама хочу перестать думать о девушке.

– Лучше подумай, что завтра на инициации мы будем, как две сонные мухи, – говорю я.

– Боишься ее провалить? – поддразнивает он.

Нам обоим уже по восемнадцать, но взрослыми нас признают лишь после успешного прохождения обряда посвящения. Во время испытания нам предстоит сразиться с зирапторами, котрых полно в наших лесах. В случае провала неудачников ждет изгнание и выполнение маттугра – величайший позор среди наших племен. Если кто-то из учеников недостаточно хорош в выбранной профессии, ему обычно хватает ума выбрать более подходящее ремесло до начала года инициации.

– Если я не справлюсь, – отвечаю я, – кто тогда будет разбивать тебя в пух и прах на каждой тренировке?