Других тварей там тоже хватало. Одних хамелеонов несколько разновидностей, они и по комнате ползали. Тараканы там были такие огромные, раза в четыре-пять больше наших, африканские. Если ночью по груди пробежит, кажется, что гул стоит (улыбается). А тропическая ночь наступает быстро, не так, как у нас, там перемена резкая: только что было светло – и тут же темнота. И звезд таких, как у нас, там нет, только Южный Крест и висит над головой. И только что все было спокойно, а ночь наступает, и тут же все начинает шевелиться, ползать, пищать! Я в первую ночь в карауле забрался в кресло с ногами и до утра просидел: пусть хоть все враги наступают!

– Каким маршрутом возвращались обратно?

– Обратно полет был специфический. Мы летели тоже самолетом, нашим Ан-24, сначала до Браззавиля, там еще успели погулять по городу. Неприятный там был случай, когда работники посольства – с тех времен питаю к ним чувства не очень уважительные – грубо говоря, «надрали» нас на деньги, которые нам выдали в Луанде на дорогу, и сами исчезли, прекрасно зная, что мы улетаем через сутки. Мы брали, кто сколько хотел, в допустимых пределах. Я себе на дорогу взял двести долларов, потому что хотел в Каире купить часы швейцарские, ну и по мелочовке набрать что-нибудь на сувениры. У этих сотрудников посольства я обменял примерно сто долларов, они нам дали местные деньги, сказали, что доллары в Браззавиле не в ходу. А на эти деньги я смог купить только один блок «Мальборо» и все, хотя стоит он буквально копейки. А летчики, которые летели с нами, меняли долларов по пятьсот-шестьсот, у них валюты было больше, они вывозили, которую заработали, мы-то чеки свои уже в «десятке» получали. Неприятный случай, короче, который не хочется вспоминать. А потом нам сказали, что они все уехали куда-то отдыхать, и что их не будет три дня.

Дальше мы летели точно также: Банги – Хартум – Каир – Москва. В Египте как раз тогда произошел переворот[125], и когда мы приземлились в Каире, оттуда спешно эвакуировали семьи наших военных советников. Семьи подвозили прямо к самолету на грузовиках, солдаты женщин и детей просто выбрасывали к трапу. Даже избивали прикладами… Нас из самолета не выпустили, даже на трап. Сам самолет оцепили, приказали не высовываться, и нашими людьми самолет загрузили так, что мы сидели прямо на полу! Женщины были в трансе полном, плакали, потому что мужья их еще оставались там, судьба их была неизвестна, их без приказа не эвакуировали. В такой обстановке мы летели от Каира до Москвы.

– Как прошла акклиматизация на родине? Вы прилетели, когда уже была весна, особой смены климата не почувствовали?

– Смены климата – нет. Скорее бросалось в глаза, что я за время командировки сбросил порядка восьми килограммов, по мне в прямом смысле слова можно было анатомию изучать. Во-вторых, у меня волосы выцвели, выгорели, и в-третьих, загар… Тогда ведь еще ни Кипра у нас, ни прочих курортов не было, сильно загоревшие очень выделялись.

– Вы вернулись после Анголы на прежнее место службы или Вас перевели куда-то?

– Мне уже в «десятке» предложили ехать инструктором в учебный центр Перевальное возле Симферополя и учебу в академии. Так что я приехал из Анголы и практически сразу же поехал поступать в Академию Связи в Ленинграде, нынешнем Санкт-Петербурге.

После академии я на пять лет попал снова в ГСВГ, был начальником штаба батальона, старшим офицером в штабе 2-й гвардейской армии. Последнее мое место службы – Минское военно-политическое училище, я восемь лет преподавал там предмет «Организация и средства связи» на кафедре тактики. Оттуда и уволился на пенсию в 1993 году в звании подполковника. Когда я увольнялся, мне, в принципе, еще можно было служить. Но тогда и в стране, и в армии была такая обстановка, что нужно было решаться: либо оставаться служить, либо поскорее адаптироваться на гражданке. Я выбрал второе.