Карачаровский Банник был самым сварливым из всех, самым жутким созданием, которые только на свете белом появились, и до такой степени вредоносен был он, что даже духи, а не только люди не особенно любили тут появляться. Они понимали, что лучше оставаться немытыми, или в речке с русалками окунуться разок, чем чистыми, побывав в его обществе, потому что таких шуток там наслушаешься, в такие игры наиграешься, такого натерпишься, что мало не покажется. Но каждый понимал и другое – мыться все-таки необходимо, как бы нагло хозяин бани себя не вел с ними.

И приходилось терпеть, да отбиваться, а порой и бегством из бани спасаться. Всякое бывало тогда. А он и понимал, что если всех разгонит, то дни и ночи одному коротать придется, но и после этого не особенно унимался. И считал себя же потерпевшим – обиженным и униженным судьбой.

Нынче, и он понимал это, день был особенный, хотя новостей никаких особенных никто ему не принес, и гости к нему не особенно спешили, но не чувствовать больших перемен и он не мог, потому и напрягся весь, и стал поджидать того момента, когда главное действо разворачиваться станет.

Необычной была ночь еще и потому, что весь мир после грома как-то преобразился, на пороге бес с ведьмой появились – в кои-то веки они так к нему захаживали. И он почувствовал, что и на самом деле это не просто гром был небесный, а рядом, под боком у него что-то значительное совершаться будет. И он заранее порадовался тем приключениям, которые могли случиться с ним самим и другими обитателями серого и скучного мира, в котором ему суждено было еще на невесть какой срок оставаться.

– Ты так сердит, будто к тебе гостей валом валит, – усмехнулась ведьма

– А мне и не нужен никто, – буркнул он, – и вас я сюда не звал.

– Ты полегче на поворотах-то, а то и вовсе один останешься, – говорила ведьма рассудительно. А его брало еще большее зло, потому что она хоть издевалась, но была совершенно права.

Но сдаваться он не собирался. Раз они сами пожаловали, значит, и он им зачем-то понадобился. А они только вид делают, что терпеть его не могут, а на самом деле, чуть громыхнет где-то, и уже тут как тут голубчики.

– Да не к тебе мы вовсе пожаловали, и если не место это особенное, то видел бы ты нас тут лет через сто в лучшем случае, – усмехнулась она, зная, о чем он мыслит.

– Что это такого особенного в наших местах, – поинтересовался он, уж и сам, догадавшись, что не он тут главная персона. Но ведь что-то происходить-то будет.

Молчали еще какое-то время пришельцы. Приятно было потемнить, и помучить ожиданием того, кто заинтересовался им явлением, и сам не прочь был всем заняться.

Они переглядывались да перемигивались, а он ль ярости готов был запустить в гостей своих головешками, на такой случай всегда у него приготовленными. Но Банник даже в гневе понимал, что если они удерут, рассердившись, то он вообще ничего от них не узнает. Головешки на какой – то срок следовало все-таки отложить. Так и сделал он, и сам немного остыл от ярости своей неописуемой.

И хорошо, что он умел сначала думать, а потом предпринимать что-то.

Сами скажут, как только увидят, что ему нет дела до всего происходящего, – рассуждал хозяин промывочной. Но что такое может происходить, что их так взволновало и должно заинтересовать и его тоже. Пока он не знал ответа на этот странный вопрос.

Но следовало доверять своему предчувствию. Дело, скорее всего, и на самом деле очень важное. Старик-Перун вряд ли просто так стал бы громыхать, да еще прямо над их головами. И духи тут как тут прямо в их селе в бане оказались, и пусть убеждают его, что просто проходили мимо. Никакая самая тупая Кикимора, не только он сам не поверят этому.