– Занимательная вещица, разрешите посмотреть поближе, -он вновь протянул ко мне иссохшую ладонь. Я передал ему зажигалку. Он бережно взял ее обеими руками, и поднеся близко к лицу принялся рассматривать, обнюхивая и поглаживая ее полированные бока. Затем повторив мои манипуляции, он с первого щелчка зажег пламя, и вновь его глаза вспыхнули восторгом и удивлением. Бережно закрыв крышку, он двумя руками передал мне ее обратно. Забрав зажигалку, я вопросительно взглянул на торгаша.
– Он попытается тебя обмануть, – тихонько пискнула мне в ухо Лира, спикировав на плечо. Почему то, именно так я и думал. Вся торговля, один сплошной обман.
– Я не чувствую в ней магии, – проскрипел гоблин.
– Это просто занятный механизм, которых полным полно у гномов. Но я готов купить его у молодого господина, за десять медных монет.
Лира больно дернула меня за ухо, очевидно не соглашаясь с предложенной ценой.
– Наверное я не туда зашел, мне сказали, что где-то здесь есть настоящий ценитель диковинных вещей, способный дать достойную цену моему товару. Извините за беспокойство, -я решительно повернулся к выходу, намереваясь выйти.
– Постойте господин, – проскрипел гоблин мне в спину.
– Сколько вы хотите за ваше чудесное огниво?
Я мало что понимал в ценах в этом мире, и на магические предметы в частности, но в моей голове крутились обрывочные знания, почерпнутые из исторических и фэнтезийных книг, что самая дорогая валюта, это золотые монеты, потом по убывающей идут серебряные, ну и завершала рейтинг средневековой валюты медь. Там еще присутствовал курс обмена одних на другие, но этой информацией я не располагал даже поверхностно, поэтому набравшись наглости, я решительно повернулся с присевшему гоблину и громко произнес:
– Десять золотых.
Гоблин с уважением посмотрел на меня снизу вверх.
– Пять, – для верности он поднял перед собой растопыренную ладонь.
– И поверьте старому Гримбургу, лучшей цены вам никто не даст. Старик Гримбург не будет больше торговаться, из уважения к гостю из далекого мира и его прекрасной спутнице. Приложив когтистую ладонь к впалой груди, он низко поклонился.
– Соглашайся, -вновь пискнула мне в ухо Лира. Немного помедлив, я протянул к старику открытую ладонь, и он с готовностью ее пожал. Рукопожатие на удивление оказалось крепким и теплым.
– Пройдите за мной, – гоблин сдвинул прилавок открывая проход в недра шатра, и подошел к стеллажу, внизу которого обнаружилась черная массивная дверца. Выудив из глубоких карманов затейливый ключик, он открыл ящик, и протянул ко мне ладонь. Зажигалка перекочевала в его жилистые руки, и исчезла в темных недрах ящика, который он тут же закрыл. Подойдя к стеллажу с другой стороны, он выудил из другого кармана еще один ключ и вынул из ящика два кожаных кошеля.
– Господин, желает получить расчет в золоте, или в серебре по курсу? Старый Гримбург посоветовал бы в серебре, золото в здешних местах трудно разменять.
– А какой нынче курс? -невзначай поинтересовался я.
– Как и всегда, дюжина полновесных серебряных монет имперской чеканки, за один золотой империал, -невозмутимо произнес гоблин. Видимо с инфляцией в этих местах так же были не знакомы.
– Бери серебро, шепнула мне на ухо Лира дрожащим от возбуждения голоском.
– Давайте серебро, – произнес я, пытаясь вспомнить, что такое дюжина. Дюжина по местному счету, составила ровно 12 монет, и старик не дрогнувшей рукой отсчитал мне на темное дерево прилавка, шестьдесят круглых, блестящих кружочков. Взяв один из них в руки, я рассмотрел его поближе. На одной стороне был отчеканен бородатый мужик в короне, а на другой расправил свои крылья дракон, с оскаленной зубастой пастью. Монета была тяжелая, а изображения на ней поражали своей реалистичностью. Видя, что кроме карманов, мне эту кучу металла положить не куда, гоблин пожертвовал мне старый кожаный кисет, с веревочными завязками. Туго набив кожаный мешочек монетами, я спрятал его в карман, который сразу же провис и стал оттопыриваться. Завершив сделку, я выдохнул, и пока старик гоблин прятал свои мешки обратно в шкаф прошел вперед, к шалашу из шкур, в котором заметил какое-то движение. Одолеваемый любопытством, я присел перед входом в шалаш, и увидел там маленькую сморщенную, землистого цвета старуху. Она была одета в лохмотья, ее длинные, седые волосы, сбитые в колтун, были украшены перьями и костями. От ее тощей, морщинистой шеи тянулась ржавая цепь, закрепленная на медном кольце, торчащем из пола. Она сидела на куче грязного тряпья, по которому сновали мелкие насекомые, сложив иссохшие руки, с желтыми ногтями на коленях. Услышав, что кто-то подошел к ней, она повернула ко мне свое морщинистое лицо, и я увидел серые бельма закрывавшие ее глаза. Старуха была слепа.