– Едем в казармы! – радостно объявил председатель и первым толкнул дверь.

* * *

На башне броневика загремел люк, высунулось щетинистое лицо и заплетающимся языком сердито окликнуло:

– 11 -

– Куды?! А ну, погодь!

– Да это же дохтур! Ослеп што ли, Степан? – отозвалось в железной утробе машины.

– Дохтур? – переспросило лицо, уставившись на растерянного пешехода.

– Доктор, доктор! – закивал Валентин в ответ.

– А ну, пачпорт!

– Вот, извольте, – дрожащая рука расстегнула пальто и полезла во внутренний карман за документами.

– Проходь! – смирилось небритое лицо. – Шибче, однако! Вишь, палят… неровен час…

Красноармеец махнул рукой и утонул в люке. Его голос еще погудел и затих.

«Дохтур» облегченно вздохнул и бросился к больнице. Полы расстегнутого пальто захлопали, словно крылья, унося своего хозяина подальше от опасного места.

Валентина в городе знали. Ежедневно он принимал десятки пациентов всяких сословий и званий. Порой до позднего вечера, пока не опустеет больничный коридор. Никого не оставить без помощи – этому правилу он следовал с первого дня своей врачебной практики. Коллеги по-разному относились к нему: кто с восторгом, кто с недоумением. Еще бы, рядом с ними работал профессор, получивший признание за границей, в Варшавском университете, автор научных работ. Это не могло не вызывать симпатии и зависти. Хирург, делавший в провинциальной больнице сложнейшие операции, которому Москва не раз предлагала научную кафедру, удивлял знакомых тем, что выбрал поприще земского врача, «Мужицкого», как тогда говорили.

С ним пытались, любопытства ради, говорить на эту тему. Но Валентин был молчалив и замкнут. По этой причине профессора считали недружелюбным. Друзей у него в Ташкенте и вправду было немного. Его коллега терапевт Петр Ситковский, частенько заходивший в гости, да протоиерей железнодорожной церкви Михаил Андреев. Последний был ближе всех. Только с ним, сидя в трапезной после всенощной, за чашкой чая, Валентин не боялся пооткровенничать о своих душевных переживаниях. Как любил это делать когда-то на уроках Закона Божьего в киевской гимназии.

Рос Валентин в религиозной семье.

– Живи не так, как тебе хочется, а как велит Господь! – наставлял подростка отец.

– А как узнать, что Он велит?

– Его воля в Слове! Читай Слово Божие и рассуждай, – учил

– 12 -

родитель.

После окончания гимназии, по давно сложившейся традиции, директор подарил каждому выпускнику книгу – Новый Завет. И Слово Божие стало для юноши напутствием в жизнь. Читая, он сверял свои мысли и чувства с Писанием. Так формировался внутренний мир юноши.

В те годы Валентин увлекался рисованием, мечтал стать художником. Он часто бродил в живописных окрестностях Киева в поисках фактуры, делал этюды и перечитывал Новый Завет, осмысливая заново то, что узнал в гимназии. Некоторые места из Писания настолько озаряли юное сердце, что он подчеркивал их красным карандашом, чтобы вернуться в своих размышлениях.

Не живите, как вам хочется, а живите, как Господь велит! Но как услышать в себе повеление Божие?

Много внутренней работы надо проделать человеку, прежде чем он разберется в себе и придет к Богу, услышит его волю. Но, увы, и, ах, не любим мы работать над собой. Куда проще бежать по жизни легкой трусцой за наслаждениями, биться хитростью ума за богатство. Чтобы умножить многократно наслаждения. Еще. И еще. Предела нет. Только краткость жизни ограничивает наш торопливый бег. Мы смертны. Все до одного. Тогда для чего приходим в этот мир? И то ли делаем и ищем в нем?

По прошествии многих лет после окончания гимназии Валентин все еще задавал себе эти вопросы. Здесь, в Ташкенте, его собеседником стал настоятель Михаил. Часто их богословские диалоги в трапезной заканчивались под утро.