Колузаев бодрым голосом зачитал полученную из Москвы радиограмму и рекомендации, изложенные в ней.

– Правильно! Пора кончать белую сволочь! – поддержал председателя сотрудник наркомата путей Саликов. – Иначе не вылезем из войны!

– Уничтожить всех, кто представляет опасность! – согласился другой депутат. – Давно пора!

Собравшиеся одобрительно зашумели и подняли руки, голосуя «за».

Так с единодушного одобрения делегатов, был создан штаб по проведению контрреволюционной операции и выбран трибунал из шести человек, наиболее проявивших себя при подавлении мятежа.

Собрание закончилось принятием постановления:

« Первое: обязать всех рабочих и служащих предоставить свидетельство того, чем он занимался 19 – 21 января.

Второе: уволить всех ответственных лиц и принять вновь на должность при наличии двух рекомендаций от проверенных партийных работников. Срок повторного приема на работу до 1 февраля 1919 года».

Дальнейшие события развивались стремительно и драматично. Началась вакханалия – кровавый пир победителей. Хватали всех, кто был одет не по-рабочему. Пальто с дорогим воротником или военной шинели царского покроя было достаточно для подозрения и ареста. Причиной могло стать пенсне, выдававшее интеллигентность его хозяина, чтобы бросить в пасть революционного Молоха очередную жертву.

Улицы обезлюдили. Жители забаррикадировались в домах и квартирах, превращая жилье в крепость. Но это не спасало. Военные вламывались, вынося двери, если их добровольно не отпирали и чинили расправу над перепуганной беззащитной «контрой».

– 33-

Круглосуточный судебный конвейер ревтрибунала не обременял себя долгим следствием. Оно начиналось и заканчивалось двумя-тремя вопросами:

– Кем служил при царском режиме?

– Где был во время мятежа?

Ответ на второй вопрос нужно было подтвердить документально.

Но уже на первом вопросе «контрреволюционный потенциал» выдавал себя с головой и подписывал свой смертный приговор. Что мог ответить попавший в ловушку титулярный советник или штаб-ротмистр, полицмейстер или чиновник управы, депутат бывшей Думы?

Так были пойманы и «обезврежены», то есть расстреляны несколько тысяч образованных горожан. Часто убивали прямо на улице. Как, например, застрелили на крыльце аптеки мальчишку-гимназиста, пытавшегося от страха бежать. За «неподчинение» забили прикладами главу «Красного креста» шведа Клеберга и сестру милосердия этой миссии, бывшую с ним. Со шведа сняли дорогие сапоги и бросили труп на улице. Другого раненного «интеллигента» погребли в яме, выкопанной далеко за городом жертвами. Молодой человек без сознания пролежал, присыпанный землей, несколько часов на этой ужасной постели, а ночью выбрался из-под слоя земли и вернулся домой. Мать, увидев голого окровавленного сына, потеряла рассудок. Сестра обмыла юношу и перевязала раны. Но на утро по доносу соседей пришли большевики и расстреляли всех.

Грабежи и изнасилования стали формой возмездия «мироедам». С особенной жестокостью надругательства над людьми чинили в жилом квартале возле театра «Колизей», где стояли дома зажиточных горожан. Здесь истребляли всех поголовно, а имущество делили и прятали. Грабь награбленное! Вот она – вершина, апофеоз революционной морали «угнетенных масс», торжество «справедливости» в их понимании! Нападавшие изливали на людей высокого социального статуса свою завистливую злобу. За то, что мечтали на них походить, но ничего не умели сделать для этого. Ненависть переполняла души тех, кто «наводил порядок». Именно ненависть и зависть стали их внутренней сущностью, сжигающей души страстным огнем. Когда человек срастается с какой-либо страстью, то страсть начинает диктовать ему мысли и поведение. И человек, обуреваемый желанием, не мучается угрызениями совести. Их просто нет у него. Свою порочность он ощущает, как силу. Потому что страсть соединенная с насилием над ближним плодоносит – накапливающимся имуществом, растущей властью, увеличением количества удовольствий. А раз так, значит я – революционер – на верном пути. И поступки мои, и мысли – правильные. Даже убийство ближнего, мешающего плодоношению моих страстей, становится благом для меня. Потому что оно – убийство – справедливое возмездие богатым за мою нищету. Ведь именно они виновны в ней.