– Давай, – сказала она.

Я стал импровизировать.

– До свидания, друг мой, до свидания, – сказал я.

– Милый мой ты у меня в груди, – сказал я.

– Предназначенные расставания, – сказал я.

– Сил нам не оставят впереди, – сказал я.

– Это я сам написал, – сказал я.

– Ну, как? – сказал я.

Ей понравилось и она меня вознаградила. А потом еще. И еще. А в пять утра, – не рассвело, потому что еще не пошел дождь, – она вытолкала меня на лестничную клетку. Правда, перед этим еще поцеловала. Велела пойти учиться.

…в тот же день я узнал, что скандал замяли. Конечно, это потребует от всех сторон конфликта – объяснила мне директор, – определенных жертв.

– Мы твоя не исключать Лоринков, – сказала она.

– По крайней мере этот раза, – сказала она.

– А так доиграться, – сказала она.

– Но вернемся к баранам, – сказала она.

– Анжела Анатольевна переходит в другой школу, – сказала она.

– Обязаться твой не видеть не звонить не совокуплять, – сказала она.

– Твой учиться хорошо, не хулиганить не прийти пьяный урок, задолбать уже, – сказала она.

– Тоже Анжела не искать, – сказала она.

– Другая школа другой район, – сказала она.

Другой район в те годы – и мира, 90—ее, и в мои, 14 лет, – был чем-то вроде другой планеты.

– Твоя искать Анжела, неприятности она получать, – сказала директор.

– Анжела искать твоя, получать ты проблема, – сказала она.

– Круговой порука как большевик сраный, – сказала она.

– Их всех разоблачать и свобода дуть, – сказала она.

– А? – сказал я.

– Свобода на улица – сказала она.

– А? – сказал я.

– Какой планеты твой жить? – сказала она.

– 1992 год, война Приднестровье, независимость, митинг, свобода гласность перестройка дефицит Сахаров павлов рубли приставил к горлу ножик мешок постриженный под ежик оккупант русский домой-домой новай валюта лей толчки и рынки Огонек прожектор на ха перестройка маршрутка как транспорт граница появляться жвачка Сникерс пива в банка..? – сказала она.

– А? – сказал я.

– Животный, только трах думать, – сказала она.

– Уйти с глаз моих, – сказала она.

Я подчинился.

Вышел на улицу – хотелось курить, – и понял, что в этот день мне стукнуло 15. Дожить бы до 20, подумал я. Хотя нет, не хочу умирать стариком, подумал я. Прикурил «Пьер Карден». Кивнул знакомому дзюдоисту – ровесников мы делили по районам и видам единоборств, которыми они занимались, – и угостил сигаретой и его. Поймал ненавидящий взгляд директрисы из окна и отошел на пару метров от школы. Почувствовал, что постарел.

…В доме Анжелы телефон никто не брал несколько недель, хотя я звонил и часто. У меня ухо распухло от тяжеленных трубок телефон-автоматов, которые тогда еще работали. Но все это не имело смысла – она просто не брала трубку. Видимо, боялась, что у меня будут неприятности и берегла меня до конца. Стоило ли идти на это? Не знаю. Все равно меня исключили, – я не удержался и украл сумочку директриссы, в которой увидел собранную ей со взяточников-учителей месячную дань, – и терять мне было нечего.

Вопрос лишь – только ли это ее удерживало?

Или она просто не хотела меня видеть?

Чтобы выяснить это, я в очередной раз поступился отсутствующим достоинством и подкрался к ее дому. Где встретил, почему-то, физрука-каратиста. Он стоял под деревом и курил. Ну и ну, подумал я.

Физрук заметил меня и подозвал – просто поманил пальцем, – и я подошел. Если бы он сказал что-то вроде «ебаный блядь на хуй рот сука жду тебя вечером на татами» или начал драться, я бы даже попробовал сопротивляться или в позвонил дяде, который в самом деле был при наших криминальных Бетменах кем-то вроде помощника Робина.

Но физрук просто посмотрел на меня устало и сказал: