Потом опять откочевали подальше от Нижнего и в каком-то неприметном трактире отметили свой успех. Через пару дней кружным путём вернулись в город.

Так и повелось. Рябой отслеживал торговцев, возвращавшихся с Нижегородской ярмарки с барышом, их подкарауливали в укромном месте за городом и грабили. Потом пережидали, пока шум уляжется, на небольших постоялых дворах. Частенько для этого уезжали в Семёнов, в знакомый уже трактир. Неизменно им прислуживала Катя, и Кондрат продолжал засматриваться на неё, но дальше этого у него не шло, робел.

Со временем он перестал испытывать угрызения совести. Перестал жалеть тех, кого грабил. Уже соглашался с Рябым, который убеждал его:

– Так и у них деньги, считай, награбленные! Подумай, сколько народу надо обмануть, чтобы товар этот с выгодой для себя продать! Сколько взяток всяким начальникам дать! А выгоду-то эту и другие для себя хотели бы оставить. Почему ж не оставили? Думаешь, сами отказались? Нет, брат! В этом деле так: кто кого шибче обманет, тот себе больше барыша и оставит. Так что мы-то честнее против них. Мы прямо действуем, без обмана. Мы перед Богом чисты!

Как-то на возу, который они остановили, вместе с мужиками оказалась баба с маленьким ребёнком. Какой крик она подняла!

– Что вы, окаянные, делаете?! Побойтесь Бога! Али совести у вас совсем нет? Чем я детей кормить буду?..

А потом неожиданно обратилась прямо к Кондрату:

– Что же ты душу свою губишь, парень? Ты же молодой ещё, тебе бы жить да жить. Жениться, детишек своих завести! Зачем ты с этими связался? Поймают тебя и на каторгу отправят. И сгниёшь ты там, пожить не успеешь. Опомнись!

Но к этому времени душа Кондрата уже покрылась коркой, и он только усмехался, слушая её. Потом сказал:

– Что ты орёшь, дура? Без тебя разберусь, как мне жить. Не тебе одной детей кормить надо. И что мне за дело до твоих детей? Сама об них думай. А пока доставай кошель без крика. Бог велел делиться!

После того, как однажды нарвались на вооружённую охрану и еле унесли ноги, Рябой всерьёз задумался о расширении своего предприятия, о том, что людей надобно больше.

Тогда-то и появился Васька. Он был ещё младше Кондрата, но шустрый, сообразительный и без каких-либо душевных сомнений, что было особенно ценно.

Вели себя осторожно и осмотрительно. Всё время меняли места, на рожон не лезли, предпочитали одиноких торговцев без охраны. Раз им удалось ограбить целый обоз, и барыш был тогда огромный. Но и риск был велик: уж больно малочисленной была шайка.

Кондрат не знал, куда девать деньги. Он приоделся, ходил теперь в сапогах. Думал: вот ещё немного, и съезжу к тяте, удивлю его. А потом опять погружался в сомнения. Что он скажет, что расскажет отцу? Как объяснит ему источник своего богатства? Таких денег, которые у него теперь были, в их Скитах отродясь не видали. Даже если бы всей деревней скинулись и достали все свои сбережения. И Кондрат не спешил, откладывал поездку.

Хвост и Васька, сколь ни увещевал Рябой, постепенно теряли осторожность. Ходили по кабакам, сорили там деньгами. Ходили к девкам и трещали языками, хвалились.

Хвост частенько устраивал грызню, выгадывая себе получше да побольше. Сначала с Кондратом. Потом с Васькой. А Васька быстро перенял у него эту манеру, тоже всегда пытался оторвать себе лишний кусок. Только авторитет Рябого удерживал Ваську и Хвоста от поножовщины.

Рябой запрещал отбирать личные вещи. Но Хвост втайне от него снял с какого-то купца серебряные часы с цепочкой. Потом обзавёлся жилеткой и щеголял этими часами, когда Рябого не было рядом. Считал, что так выглядит солиднее, что становится неотразимым для дам. Перед барышнями старался выпятить живот, которого у него не было, чтобы цепочку было лучше видно.