– Если он хочет этого от вас и если он прав, могу ли я предложить следующие шаги?

– Безусловно! – поддержал я его.

– Вы знаете, что в таких вопросах я следую вашим советам, в той же степени верно и обратное, – едва слышно пробормотал сыщик.

– Первое, – с пафосом произнес Ватсон, подняв палец. – Мы сообщаем Майкрофту Холмсу – брату моего друга, который вращается в очень высоких кругах, – что он должен наблюдать за Себастьяном Сковилом и чинить ему препятствия, когда сочтет нужным.

На лице детектива промелькнула легкая ухмылка, которая снова сменилась – со скоростью молнии – сдержанной невозмутимостью.

– Второе, – продолжил Ватсон, разогнув следующий палец. – Пока мы не можем сделать так, чтобы Пайетт получил по заслугам, но, может быть, следующее заседание братства Соломона посетит какой-нибудь инспектор – для расследования анонимной жалобы? Этот инспектор будет знать все подлинные обстоятельства дела и получит задание: как можно более открыто продемонстрировать, что он верит в виновность Пайетта, который отравил своих товарищей. Достаточно смутных намеков на обвинения. По меньшей мере это будет унизительно. Пайетт начнет терять доверие среди братьев, а в коммерции доверие – это все. Скажем, пошуметь как следует в клубе «Сэвил», может быть, даже надеть на этого негодяя наручники и тем безнадежно загубить его репутацию. Вдруг от испуга он признается? Но даже если нет, будет поздно. Маховик начнет крутиться.

– Браво! – вскричал Холмс, приподнявшись на локте, и его глаза весело сощурились. – Я о таком не подумал, но это может оказаться самой действенной из временных мер.

– Обо всем подумать нельзя, – отозвался Ватсон.

Я подошел к кушетке, держа предмет нашей беседы в руках, и передал его Холмсу. Тот достал из кармана халата носовой платок, обернул им руку и лишь потом принял от меня улику, возложив ее на прикроватный столик. Когда Холмс повернулся ко мне, его серые глаза были тревожно сощурены. Я знал, что именно он сейчас спросит, и страшился этого.

– Вы хотите, чтобы я сегодня проверил это на яд? – тихо спросил он. Я кивнул. – Симптомы, которые вы отметили и от которых, боюсь, вы страдаете, достаточно ясно свидетельствуют о… Вы хотите, чтобы я подтвердил наличие аконитина?[9]

– Сегодня я почитал книгу о растительных ядах, чтобы не тратить ваше время, и, мистер Холмс, мое непрофессиональное заключение именно таково, – согласился я.

– Аконитин! – ахнул Ватсон. – Ломакс…

– Я не… не слишком долго подвергался его воздействию, – чуть приврал я.

– Но, друг мой…

– Ватсон, он молод, энергичен и крепко сложен, – отчеканил детектив так, словно был наделен властью решать исход событий. – Пожалуй, он моложе нас лет на двадцать. Мистер Ломакс, сколько вам лет?

– Двадцать девять, – признался я.

– Ха! Видите? – воскликнул Холмс, как будто забил мяч, и наставил большой палец на Ватсона. – Доктору было двадцать девять, когда мы встретились. Пуля не смогла убить его на поле боя, брюшной тиф тоже не сумел прикончить этого бродягу. Мистер Ломакс, у меня есть все основания рассчитывать на ваше полное выздоровление. Когда вам двадцать девять, вы непобедимы.

– Факт, который я не раз приводил в доказательство совершенно иного соображения, – пробормотал Ватсон, бросив взгляд на повязку детектива.

– Ценю ваше доверие, джентльмены, – рассмеялся я, отсалютовав им рукой. – А также вашу помощь.

– Не останетесь еще на один бренди? – деликатно спросил Ватсон, когда я надевал пальто.

Он хотел лишь приободрить и успокоить меня, но, несмотря на все его благородные намерения, я был не в том настроении, чтобы продолжать беседу. От аконитина никакого средства нет. Только покой, сила воли и, пожалуй, судьба.