Алессио окинул меня холодным, колючим взглядом, отчего мурашки покрыли мое тело, и я пожалела, что надела его футболку, обнажив свои голые ноги. Я попыталась приспустить немного край футболки, но безуспешно – слишком много голой кожи. Черт.

Алессио замечает мое нервное движение, и уголок его рта слегка дергается наверх.

Это что, была улыбка?

Он поставил миску с салатом на стол и достал два бокала из верхнего шкафа, пока я следила за каждым его действием. Я вздрогнула, когда микроволновка подала звук, и неосознанно сделала шаг в сторону Алессио в поисках защиты. Он не пропустил это, но ничего не сказал, лишь прихватил еду и направился к столу.

– Тебе нужно поесть, – он сел на один из стульев и посмотрел на меня через всю гостиную.

Когда я не сдвинулась с места, Алессио вновь обратился ко мне с такой же холодностью в голосе:

– Ты не ела с самого утра, сейчас почти два часа ночи, поэтому сядь и ешь.

Два часа ночи?

Какого черта? Неужели я проспала столько времени? Что случилось после моего отъезда? Как там папа и Люцио? Что вообще произошло, и почему я тут, а не дома?

Столько вопросов крутилось в голове, столько всего произошло, а я нахожусь непонятно где, с этим не очень-то дружелюбным незнакомцем.

– Сядь и ешь.

В его очередном приказе прозвучала грубость, призывая подчиниться, но я не собиралась этого делать. Я – дочь его Капо, и он не мог так обращаться ко мне.

– Ты, кажется, не так давно стал солдатом Каморры, раз позволяешь себе разговаривать со мной в таком тоне, – я встала в позу, скрестив руки на груди, отчего футболка поднялась выше, оголив еще больше кожи. Алессио заметил это, его глаза опустились к моим ногам.

– Вам нужно поесть, принцесса, – он не пытается скрыть ехидство в своем голосе, что означает, что он издевается, словно обращаясь к избалованному ребенку.

– Ты не можешь так…

– Послушай, сегодня был сложный день, я понимаю, поэтому просто присядь и съешь что-нибудь, пока ты не упала в обморок.

Не хочется признавать, но он прав. Я умираю с голоду, и урчание живота это доказывает, поэтому я молча присоединяюсь к нему и сажусь рядом. Алессио кивает и начинает накладывать себе в тарелку запеченную курицу с овощами и салат. Все кажется очень аппетитным, поэтому я следую за ним и накладываю себе всего понемногу. Курица просто тает во рту, и из меня вырывается тихий стон, привлекая внимание Алессио к себе, но это правда очень вкусно. Он бросает на меня взгляд, который я не могу распознать, но сразу же переводит глаза к себе на тарелку, не давая мне возможности подумать над этим.

Мы едим какое-то время в полной тишине, но, как ни странно, она не кажется оглушающей или тяжелой. Алессио уплетает все с тарелки и тянется за добавкой, я же не съела и половину. Мое измотанное тело нуждается в еде, но воспоминания вызывают лишь тошноту и сбивают аппетит. Ком в горле не дает сделать глоток, чтобы полностью проглотить кусочек нежнейшей курицы, поэтому откладываю вилку в сторону и прячу руки под столом на коленях. Я не замечаю, как начинаю плакать, пока Алессио не кладет свои приборы на стол и не накрывает мою руку своей, удивив меня.

– Ш-ш-ш, не стоит больше плакать, – его голос вновь стал мягким и спокойным. – Все прошло.

Это не так.

– Ничего не прошло, – я одергиваю руку, сбросив его ладонь. Он не прав, все только начинается. – Как ты можешь так говорить? Вся эта боль, – я хватаюсь за футболку на груди и сжимаю ее, как сжала бы свое чертово сердце, что разрывается на куски, – она станет лишь сильнее. С каждым днем будет хуже, потому что их больше нет. Моих любимых людей убили. Я… Я должна была выйти замуж, но… но Данте… Боже… Его больше нет. А мама… – мой голос срывается от рыданий. – Как ты можешь говорить, ч-что все прошло?