– Вам не откажешь в дерзости, мой мальчик, – вмешалась Леонарда, которой стоило больших усилий сохранить суровый вид. – Вам не приходило в голову, что мы в вас вовсе не нуждаемся?
Он посмотрел на нее с мольбой.
– Хороший садовник всегда необходим в поместье, а ваше мне кажется просто замечательным. О, я молю вас, донна Фьора, не отсылайте меня обратно! Позвольте мне остаться здесь, подле вас. Я буду делать все, что вы пожелаете… даже самую черную, самую трудную работу. Я не обременю вас: немного соломы в конюшне и капельку супа. Это вам ничего не будет стоить.
– Дело не в этом, – сказала Фьора. – Хуже всего то, что я не смогу предложить вам что-либо в будущем.
– Будущее без вас не представляет для меня никакого интереса. В любом случае, – упрямо добавил Флоран, – я не уеду отсюда далеко. Даже если вам не понадобятся мои услуги, я останусь в этом крае. Я сумею найти себе занятие. Я молод и полон сил.
Пока Фьора молчаливым взглядом вопрошала Леонарду, Этьен, сидевший возле камина и сушивший свои башмаки, откашлявшись, как он делал обычно в тех редких случаях, когда собирался выступить с речью, заявил:
– Работы здесь хватит. Я сильно загружен делами на ферме, и мне очень кстати была бы помощь… особенно в саду, он слишком велик!
Произнеся это, он замолчал и принялся доедать свою сосиску, предоставив женщинам самим решать ту проблему, о которой он только что им поведал. Между тем для Перонеллы вопрос уже был решен. Раз ее господин и повелитель высказался за то, чтобы мальчик остался, значит, она тоже принимает это без дальнейших обсуждений.
– А что, если поместить его в комнате под лестницей? – высказалась она. – Это не так уж плохо для домашней прислуги. Этьен, например, расположился в службах рядом с собаками, чтобы лучше охранять дом от бродяг и разбойников.
После этих слов Флоран сразу же проникся к ней сыновними чувствами, тем более что за разговорами она приготовила ему поесть, выложив на длинный кухонный стол краюху свежеиспеченного хлеба, початый окорок, миску супа с большим куском свинины, объемистый горшок жареной гусятины, козий сыр, горшочек клубничного джема, небольшой кусок масла и кувшин свежего вина. После чего она обернулась к Фьоре и спросила:
– Итак, моя госпожа, что же мы будем делать? Принять его или выбросить за ворота на дождь?
– По правде сказать, мне не подобает препятствовать вам, если вы собираетесь взять его под свою опеку, – сказала Фьора, смеясь. – Стало быть, добро пожаловать, Флоран! Надеюсь, вы обретете здесь свое счастье и никогда не пожалеете о том, что покинули мэтра Нарди.
– О, будьте уверены! – ответил молодой человек, светясь от радости. – Большое спасибо, донна Фьора. Вы никогда не раскаетесь в том, что взяли меня к себе на службу.
– Ко мне на службу – это слишком громко сказано. Предположим лучше, что отныне вы станете одним из обитателей этого дома и вместе со всеми постараетесь превратить его в средоточие тепла, нежности и уюта, в надежное убежище для малютки, который скоро появится на свет.
– Вы ждете?..
Ложка застыла над тарелкой. Флоран, взглянув мельком на талию молодой женщины, ужасно покраснел и сидел теперь, открыв рот, не зная, что сказать.
– Ну да! – сказала Фьора с улыбкой. – В сентябре я стану матерью. Это меняет ваши намерения? Не знаю, когда я увижу моего супруга, графа де Селонже… и увижу ли его вообще когда-нибудь, боюсь, как бы он не попал в беду, но я – его жена, только его жена, и ни один мужчина никогда не сможет занять его место в моем сердце, – уже серьезно добавила она. – Здесь все об этом знают. Итак, вы все еще горите желанием остаться с нами?