– Шире! Раздвинь ноги шире, – шепчет он лихорадочно, резко входя в меня, заставляя протяжно стонать.

Я пытаюсь сделать, что он просит, но спинка дивана мешает, закидываю ногу на нее и вскрикиваю от странного чувства, когда он погружается в меня, задев какую-то особо чувствительную точку, от чего между ног становится еще жарче, мокрее.

– Умничка, какая горячая, мокрая девочка, – бормочет он, зарываясь лицом в мои волосы, постанывая, – Давай, малышка, кончай.

Мне становится нестерпимо жарко, темп бешенный, задыхаюсь. Влажная кожа скользит по дивану, натирая спину. Кусаю шею Беркета, сдерживая крик, когда он в очередной раз входит в меня грубо, жестко.

– Маркус… Не могу больше…

– Тише, малыш, разбудишь сына, – просит он, закрывая мне рот поцелуем и словно назло за дверью раздается громкое:

– Мам!

Мы замираем, я разочаровано закрываю глаза, Маркус улыбается мне в губы и, толкнувшись еще раз, громко произносит, приводя меня в замешательство:

– Иди к себе, Мэтт, мама позже придет.

– Но…

– Никаких «но», к себе дуй! – тон Маркуса становится жестче.

Слышу шлепанье босых ступней сына по паркету. В душе тут же поднимается волна возмущения, а меж тем Маркус продолжает движения во мне, что окончательно выводит меня из себя.

– Ты совсем?!– цежу я сквозь зубы, упираясь руками в мускулистую грудь. Маркус замирает и недоуменно смотрит на меня.

– В чем проблема? – звучит встречный вопрос, и вновь движение бедрами. Мое тело откликнулось, но разум бунтовал.

Моему ребенку что-то возможно нужно, а я тут занимаюсь сексом с мужчиной, который меня ни в грош не ставил. Думаю, мой выбор очевиден.

– Маркус, прекрати, пожалуйста, – все еще пытаюсь быть вежливой, но тут слышу раздраженный вздох.

– С какой стати?

– Что? Ты в себе вообще? Ребенок проснулся, – моя очередь недоуменно смотреть, но дальнейшее шокирует меня еще больше и приводит в ярость.

– Ань, заканчивай нести херню! – психнув, Беркет встает, плед сползает на пол, но Маркуса это нисколько не смущает.

Голый, возбужденный, он поднимает с пола штаны и, натянув их, поворачивается ко мне. Я, ухватившись за угол пледа, подтягиваю его к груди. По взгляду, становится понятно, что Беркета моя скромность бесит. Он закатывает глаза:

– Ребенок бля… – язвит он и, повысив голос, отчего у меня сердце обрывается в ужасе, продолжает. – Давай, потакай ему во всем. Как думаешь, что делают нормальные дети, услышав, что родители трахаются?

Я смотрю на него во все глаза. Он сейчас серьезно или это прикол такой? Мы действительно это обсуждаем? Но весь его вид говорит, что так и есть.

– Ну, и что же делают «нормальные» дети, когда их «родители трахаются»? – язвлю я. И забыв от злости о всяком смущении, откидываю плед и сажусь на диване, оглядываясь в поисках халата.

– Они стараются быть незаметными в этот момент, Эни. Им неловко, а наш находит в себе смелость еще и позвать тебя.

– Наверное, потому что ему что-то нужно, ты не задумывался? – уточняю саркастически, меня колотит от бешенства и презрения.

Чертов эгоистичный ублюдок! Каким был, таким и остался.

Маркус, засмеявшись, качает головой и так же иронично отвечает:

– Представь себе, задумался. И знаешь, что надумал?

Я приподняла бровь, как бы говоря: «ну, давай, удиви меня!» И ведь удивил, сволочь.

– Вспомнил себя в подобной ситуации. Как-то мать додумалась притащить в наш дом своего хахаля. В тот день меня отпустили раньше со школы. И вот прихожу я и слышу охи – вздохи. Мне тоже лет семь было, кажется… Естественно, я уже знал, что это все значит. Но понимаешь ли в чем суть, я привык быть единственным мужчиной, которому мать уделяет свое внимание, и никаких изменений этого положения вещей мне не надо было. Поэтому я решил не откладывать в долгий ящик миссию по избавлению от совершенно ненужного объекта и дал понять, что сладкая парочка дома не одна. Конечно же, через пять минут в доме никого не было, а мать пыталась объяснить мне, что это ее друг, и они там просто разговаривали. Мне было плевать, чем они там занимались, главное, чтобы его больше рядом с моей матерью не было.