Она снова вгляделась в туннель и не увидела в нем никакого движения.

– Чисто, Райм.

– Прекрасно. Давай действовать.

Он становился нетерпеливым. Сама Сакс уже давно горела нетерпением. Ей очень хотелось уйти отсюда.

– Начни с жертвы.

«Райм, она не просто жертва, – подумала Сакс. – У нее есть имя. Хлоя Мур. Ей было двадцать шесть лет, она работала продавщицей в бутике, продавала одежду с нитками, свисающими из швов. Получала почти минимальную зарплату, потому что была опьянена Нью-Йорком. Карьерой актрисы. Тем, что ей двадцать шесть лет. И она не заслужила смерти. Тем более такой».

Сакс натянула на бахилы резиновые ленты, чтобы отличать свои следы от следов преступника и бывших здесь до нее спасателей – следы их обуви она сфотографирует потом как контрольные образцы, – и подошла ближе к телу. Хлоя лежала на спине, блузка ее была задрана почти до грудей. Сакс обратила внимание, что даже в смерти ее красивое круглое лицо искажено гримасой, мышцы напряжены. Это говорило о боли, которую испытала жертва, боли, ведущей к смерти. На ее губах виднелась пена. И обильная рвота. Запах был отвратительным. Сакс заставила себя отвлечься от него.

Руки Хлои были сомкнуты за спиной дешевыми наручниками. Пользуясь универсальным ключом, Амелия сняла их. Лодыжки жертвы стягивала клейкая лента. Сакс разрезала ее хирургическими ножницами и положила в сумку серые пыльные полосы. Поскребла под темно-красными ногтями молодой женщины, заметив волокна и грязно-белые частички. Возможно, она боролась с преступником, и значит, могли обнаружиться ценные следы, даже кусочки кожи, а если его ДНК есть в базе данных, личность можно будет установить за несколько часов.

– Сакс, я хочу видеть татуировку, – сказал Райм.

Амелия заметил маленькую синюю наколку на шее жертвы справа, возле плеча, но давнюю. Кроме того, легко было увидеть ту, что сделал убийца. Она опустилась на колени и навела видеокамеру на живот Хлои.

– Вот она, Райм.

– Его сообщение, – прошептал криминалист. – Собственно, часть сообщения. Как думаешь, что оно означает?

Глядя на буквы, Сакс понимала, что вопрос его риторический.

Единственное вытатуированное слово было около пяти дюймов длиной и шло горизонтально в одном дюйме над пупком жертвы.

Хотя убийца предположительно использовал яд, а не краску, буквы, слившиеся в воспаленную рану, было нетрудно прочесть.

– Так, – сказал Райм, – второй. И окаймление, фестоны. Интересно, зачем они?

– Они не так распухли, как буквы, – заметила Сакс. – Возможно, в них нет яда. Они похожи на рану, а не на татуировку. И посмотри на буквы, Райм.

– На то, как превосходно они выписаны?

– Совершенно верно. Каллиграфически. Это мастер, знающий свое дело.

– И еще одно замечание. Каллиграфия, должно быть, заняла немало времени. Убийца мог бы написать это слово грубо. Или просто ввести ей шприцем яд. Да, собственно говоря, и застрелить. Что за игру он ведет?

У Сакс возникла мысль.

– А если это заняло много времени, значит, она долго мучилась?

– Да, видны болезненные реакции, но, мне кажется, они появились потом. Хлоя не могла быть в сознании, пока он писал свое сообщение. Даже если она не пыталась вырваться, невольное движение испортило бы его работу. Нет, он каким-то образом обездвижил ее. На голове есть травмы?

Сакс внимательно осмотрела голову покойной, заглянула ей под блузку.

– Нет. И я не вижу никаких следов тазера[7]. Или электрошокера… А, Райм, видишь это?

Она указала на крохотную красную точку на шее Хлои Мур.

– Место укола?

– По-моему, да. Видимо, снотворного, не яда. Нет никакой опухоли или других раздражений, какие бы вызвал яд.