До конца дороги Астэр больше не слезала с сиденья и не выглядывала наружу, пока колесница не остановилась окончательно.


***

Ах, как же она была хороша! Ее волосы, спадающие свободными локонами на плечи, казалось, сводили с ума! Ее взгляд, открытый, любящий, сияющий от счастья, смотрел на него с такой надеждой, с такой любовью и преданностью, с таким принятием! А ее губы! На ее пухлых губах играла самая удивительная и восхитительная улыбка, которую он только мог представить! Ее можно было разглядывать и разглядывать, и казалось, взор никогда не будет насыщен ее красотой!

Атэс, замерев и затаив дыхание, неотрывно смотрел, как И́рис, выйдя из внутренних дверей дома, медленно ступает по садовой дорожке, идя к нему навстречу. Он порывисто сделал лишь один шаг по направлению к ней, и она, не выдержав, сорвалась с места, побежала к нему навстречу и, прыгнув ему на шею, стала целовать его.

– Милый, милый Сахир! Милый Сахир! Я не могу без тебя, милый мой! Как я скучаю по тебе! – причитала она в паузах между поцелуями.

Наконец, вдоволь насладившись вкусом его губ, она отпустила его и, жадно глядя ему в глаза, спросила:

– Ну, как ты, родной? Чем ты порадуешь свою невесту?

Он усмехнулся:

– Дарий открыл для меня школу боевых искусств. Я теперь буду тренировать его головорезов.

– О! Теперь ты не один будешь таким крутым? У тебя появятся такие же, как и ты, крутые? Надеюсь, от этого станет меньше беспорядков?

– Вряд ли… разве только, в тех местах, где случайно окажутся эти самые, крутые…

– Да-ну, брось. Я же знаю, какой ты учитель. Ты точно добьешься успеха в этой сфере.

– Откуда ты знаешь?

– По-другому просто не может быть! Я просто знаю, вот и все! Потому что ты – самый лучший.

– Ладно-ладно, твои слова да Богу в уши.

– Ух-ты, какая хорошая поговорка! Надо будет ее запомнить.

Они еще какое-то время разговаривали о том о сем, когда Ирис вдруг спросила:

– Как, стати, дела у этого парня?

– Какого?

– Ну, этого, сумасшедшего Фэта, которого поменяли на тебя?

Атэс тут же помрачнел и опустил голову.

– Астэр сегодня ночью принесет его в жертву Аиду.

– Ах вот куда она уехала? И зачем ей этот несчастный?

– Зачем?! Смеешься? Она же меня поехала в жертву приносить.

– Ах, да, точно! Я и забыла. И что? Из-за этого ты так загрустил?

– Загрустил, потому что невинный человек сейчас будет вынужден из-за меня пострадать. Он же не виноват, что безумен.

– Как знать, как знать? Мой отец всегда говорил, что разум, это чуть ли не самое ценное, что есть у человека и, если Бог отнимает разум, значит, есть за что. Лично я во всем этом вижу Его удивительное провидение.

– Не знаю. Дарий тоже мне привел кучу аргументов, почему я не должен по этому поводу переживать, но… знаешь, если во всем остальном у него получалось донести до меня свою точку зрения, то в этом как-то неубедительно.

– А хочешь я попробую на тебе кое-что, что всегда работало со мной?

– М-м, не уверен…

– Давай-давай, не упрямься. Вот увидишь, все сразу пройдет.

Она потянула его за руку к удобной садовой скамейке. Он нехотя повиновался.

– Что нужно делать?

– Ничего… сейчас увидишь. Вот… сядь здесь. – Она почти насильно усадила его на скамейку. – Вот так. Отлично. Теперь…

Она положила руку к нему на сердце.

– Что нужно делать?

– Ничего, подожди.

Он положил свою руку поверх ее руки.

– Вот так?

– Да, вот так. Очень хорошо. Молодец. Теперь, прислушайся.

– Прислушаться к чему?

– К тому, что происходит внутри.

– А-а… – Он попробовал сосредоточиться на своих внутренних ощущениях, но у него никак не получалось.

– Не получается! – Обиженно сказал он.

– Ничего страшного. Сейчас получится. Ага… Теперь скажи: «Господь все усмотрит».