— Только это нужно поскорее сделать… — намекаю, что ему неплохо было бы отодвинуться.

— Хорошо, — раздаётся сбоку бодрый, как всегда насмешливый, голос, — могу сыр порезать. С ножами у меня дело обстоит намного лучше, чем со сковородками.

То, что он отстранился, я почувствовала сразу же. Стало вдруг холодно и тускло.

В душе непонятная сумятица, и я больше не произнесла ни слова. И даже во время завтрака мне удавалось отделываться односложными ответами.

Зато теперь я знаю, что он запивает еду водой и даже за трапезой его телефон лежит рядом.

— Так, я со стола уберу сам, а ты собирайся. У тебя двадцать минут, — он отодвигает стул и встаёт.

Я немедленно поднимаю глаза и сталкиваюсь со спокойным бездонным взглядом.

— Куда?

— К тебе. Возьмём кое-что из вещей. Потому что у меня ты задержишься чуть дольше, чем я планировал изначально.

— Но вы ведь сказали не брать ничего…

— Да, но теперь выяснение обстоятельств затягивается, а я заметил, что тебе все же необходимы личные вещи.

— У вас есть время возиться со мной? Вы же говорили, что…

— Да кому я теперь тебя доверю? Ты ж убьёшься ещё ненароком, — и бросает многозначительный взгляд на мою перебинтованную руку. — Ты что, даже повязку не сняла?

— Я не сильна в этих вопросах. Нечасто калечусь на самом деле. А надо?

— Конечно надо. Рана должна подсыхать и заживать на воздухе.

— Она не такая глубокая. Это же просто царапина.

— Это когда у мужика бровь рассечена в хлам — просто царапина, — он имеет в виду ссадину на своей брови? Подрался…?— А у тебя кожа нежная и чувствительная. Тем более рана на ладони.

— Поняла.

Я, на самом деле, не подумала. Рука особо не болит. Рана неглубокая. Поэтому я…

— Так. Все. Собираемся.

Спустя двадцать минут мы уже садились в машину. Мариб непринуждённо занял водительское сидение. А я уселась назад. В машине прохладно, работает кондиционер.

По пути у мужчины постоянно звонил телефон, но он отделывался односложными предложениями.

— … Сказал же, занят, — недовольство в его голосе только разгорается. Удивительно, но я начинаю тонко чувствовать различные оттенки эмоций мужского голоса. — Кам, давай сам, а?! Немаленький уже.

Тут Мариб называет ориентиры по пути к моему дому. Доносится прощальное «Ладно». И Араб вспыльчиво отбрасывает телефон на пассажирское сидение.

— Задрал! — запальчиво звучит короткое замечание.

Когда машина через полчаса тормозит у незнакомого мне офисного здания, я округленно распахиваю глаза и напрягаюсь.

Мариб, конечно же, не даёт совсем никаких пояснений, и я неуверенно уточняю:

— Это не мой дом…

Как и следовало ожидать, ответом меня не удостоили.

Мой спутник выскакивает из машины, бросая сквозь зубы всего два слова:

— Посиди пока.

И заходит в здание.

Пока его нет, я решаю перезвонить Алине. Подруга «встречает» меня бурными эмоциями и словами поздравления. Мы болтаем минут десять, как снова распахивается дверь и выходит Мариб в сопровождении высокого темноволосого мужчины. Они чем-то неуловимо похожи. В руках незнакомца объемная коробка.

Уголки губ чуть искривлены в дерзкой ухмылке. Мощный подбородок, хорошо выражены скулы. Выражение лица у него высокомерное. А Мариб чернее тучи…

Они направляются к машине, а я вжимаюсь в сидение. Распахивается багажник — очевидно, коробка поедет там.

У Мариба опять звонит телефон и, судя по отдаляющемуся голосу, он отходит в сторону.

Тут неожиданно раздаётся тихий стук в окно.

Мужчина — тот самый, который нёс коробку — улыбается через стекло и машет ладонью.

А я округляю глаза, и на меня нападает ступор. Как в замедленной съёмке поднимаю ладонь и неуверенно шевелю пальцами в знак ответного приветствия.