– Нету их там. – Большим глотком Снегов допил квас. – Старая плутовка говорит, что они ночью в Канкор убыли. Я видел мужиков из Канкора, что привезли муку, так они в голос говорят, что в их городок утром никто не прибывал…
– Как их ночью из городка выпустили без строгановского разрешения?
– То-то и оно… – кивнул послушник. – Стало быть, нароком спровадили Васильку…
– Пойдем, Савва, наведаемся к Григорию Аникиевичу. Масленицу отметим, да заодно и потолкуем, как наш казак смог ночью из городка убыть.
Во дворе резвились дети хозяйские и дворовые, одетые в одинаковые добротные шубейки из некрашеной овчины. Вывалявшиеся в снегу, краснощекие, разгоряченные легким морозцем, они походили на маленьких снеговиков, вырвавшихся на волю из дремотной снежной берлоги. Наблюдавший за схваткой двух рослых крепышей малец лет шести, расстегнутый, с выбившейся рубахой и сдвинутой на макушку шапкой, бойко выкрикивал:
– Пуще, пуще, Никитка, толкай, так, чтобы Федька-медведька кубарем в снег улетел! Да втопчи его в снег до самой земли!
При виде детской возни Данила улыбнулся:
– Этот пострел, наверно, Строганов будет. Сам не дерется, а других драке учит.
– Нет, конюхов сын. – Савва кивнул головой на борющихся мальчиков. – Никитка Строганов вон тот, что постарше да посильнее себя для борьбы выбрал. Норовистый отрок…
– Погоди, хочу на детей посмотреть. – Легким движением руки Карий остановил Савву. – Когда еще подобный случай выпадет…
Никита подмял под себя здоровенного Федьку и, вдоволь напрыгавшись на поверженном враге, радостно крикнул:
– Теперь в святого Николу и покойника играть станем! Ты, Федька, мертвяком будешь, а святым Николой – последний оставшийся в живых!
– Почему мертвяком должен быть я? – недовольно пробурчал Федор, вытирая рукавом зеленые сопли.
– Раз проиграл, значит, умер! – обрезал малой Строганов. – Иди пока ко стене да бейся головою погромче!
– Боязно мне, – хныкнул Федька. – Батька прознает, что в покойника играли, выпорет да на хлеб с водой посадит…
– На масленке играть можно, Боженька на масленку любой грех простить может, – возразил Никита. – И батька твой наказать тебя не посмеет. А если накажет, так я тебя всю неделю блинами подчевать стану!
– Ух ты! – Федька довольно хмыкнул и пошел стучаться головой в бревенчатую стену.
Детская стайка встала в полукруг и принялась нараспев расспрашивать покойника:
– Кто стучит?
– Мертвый тут.
– Что несешь?
– Соли пуд.
– Камень возьмешь или денег мешок?
– Денег мешок!
– На кошельке Иуда давится, а на камешке святой Никола в дол катится!
Дети налетели на Федьку и, осыпая его тумаками, опрокинули в снег. Припорошив поверженного мертвеца, встали вокруг него и пошли хороводом, но не как раньше ходили вокруг победившего Никитки – по солнцу, а стали кружиться в другую, противную солнцу сторону, напевая:
Только закончилось пение, Федька вскочил на ноги и принялся догонять разбежавшихся по двору ребятишек и, роняя их, стал безжалостно засовывать за пазуху пригоршни снега. Дети, отбиваясь изо всех сил, вначале визжали, а потом умолкали. Тогда Федька отпускал нового мертвяка и снова принимался ловить живых.
Очень скоро в живых остался один Никита. Дети окружили и вновь повели хоровод, только уже обратившись к живому спинами:
Никита снял шапку, кланяясь на четыре стороны, перекрестился и стал перекрикиваться с хороводом мертвых, уже сцеплявшихся между собою локтями: