На улице Академика Богомольца перед их глазами предстало здание, слегка напоминающее здание мэрии в Москве, только другого цвета. Что ж, русские архитекторы 19- 20го веков не знали о каком-то особом стиле древних и прочих укров и строили по законам мировой архитектуры, руководствуясь стилем эпохи и собственным талантом.
– Лена, – чуть прищурившись Глеб смотрел куда-то вверх, – а что ж они на фасад свою эту вилку до сих пор не повесили?
Над центральным входом действительно до сих пор красовался герб, республики союза нерушимого, с соответствующей звездой и прочей атрибутикой.
Лена пожала плечами.
– -Наверное, руки у них коротки! Да и хлопотно это!
Оба засмеялись.
По пути сюда им обоим изрядно намозолила глаза однообразная жёлто-голубая гамма, в которую с усилием, достойным лучшего применения, перекрашивали и заматывали мать городов русских после Оранжевой революции…При этом в чём-то главном Киев упрямо оставался советским. Особенно на Крещатике, почти целиком украшенном сталинским ампиром 50-60-х годов.
Как и следовало ожидать, в украинском министерстве их встретили с минимальным энтузиазмом. Точнее, совсем без оного.
Сначала тучный, потеющий не по сезону дежурный на входе долго вертел в руках удостоверение московского журналиста. Чуть не пробуя его на зуб. Потом долго и безрезультатно куда-то звонил, снимал фуражку с огромной тульёй, отдалённо напоминающую головной убор офицеров Вермахта, вытирал потную лысину, снова надевал фуражку и снова звонил. Наконец скривившись и в очередной раз промокнув голову, он изрёк:
– Так. Ще раз. З якою цiллю ви прибули?
– Понимаете, я журналист, из Москвы.
После этих слов тучный дежурный уже ничего не слушал:
– Перепустка є?
Лена не поняла.
– Я питаю, чи є у Вас докУмент для відвідування українського МВС?
Лена пожала плечами, а Глеб раздосадовано спросил:
– А, простите, где выдают сей ценный документ?
Подавив нарастающее раздражение и успев остановить на вылете тираду, которую собрался произнести Глеб, поскольку Лена опасалась, что после этого их просто выставят вон, Лена как можно более вежливее спросила:
– Куда нам нужно пройти для получения пропуска?
– До бюро перепусток.
–Где оно находится, можно узнать?
Дежурный пошевелил гуцульскими усами
– Вийдіть на вулицю і поверніть праворуч, у внутрішній двір, а там запитайте.
Изрядно поплутав, они все-таки нашли это злосчастное бюро пропусков. Но испытания нервной системы на прочность далеко не закончились. За столом, отгороженным деревянной стойкой явно еще советской прочности сидела девица, твёрдо уверенная, что перенесение половых губ в область лица – последний писк евроинтеграции.
– Интересно – еле слышно прошептал Глеб прямо Лене в ухо – как она может есть, не закусывая вот тем, что у неё на лице? И как у неё может ничего не падать изо рта? Это же чудовищно!
– Ты на её ногти посмотри! – Лена еле сдерживала подступающий смех
Ногти, явно отобранные у Фредди Крюгера, украшал лак все той же цветовой гаммы, что царила здесь на каждом углу.
–Слухаю Вас! – Странное создание взмахнуло наращёнными ресницами.
При словах «журналист из Москвы» лицо губастой сотрудницы ведомства превратилось в каменное изваяние.
–З якою цiллю ви прибули до МВС України?
И всё пошло потому же самому кругу. В сотый раз Лена повторила, что у неё редакционное задание найти ветеранов МВД, с последующим написанием цикла статей об их работе в советское время. И опять, теперь уже эта губастая дама куда-то звонила, что-то спрашивала. Потом посмотрела на Глеба и спросила:
– А це з Вами?
– Да, – Лена задержала дыхание – Да, он со мной. Но он не журналист. Он…– Он мой… супруг…