В ответ Игорь подобрал маленький камешек и, прицелившись, ловко запустил его в дворничиху. Камешек со свистом пролетел ровнёхонько над её головой, уверенно спланировал и приземлился где-то в траве. Дворничиха уже стала не просто пунцовой, а отливала всей палитрой алого. Слива на её лице шумно пыхтела, как труба паровоза ИС. Баба Фима фонтанировала. Поток ее рулад расширялся и разливался подобно гоголевскому Днепру. Детина из окна наблюдал за происходящим с неослабевающим интересом футбольного болельщика матча ЦСК-Спартак. Постепенно к просмотру присоединился практически весь дом. Игорь чувствовал себя на вершине славы.

В ответ на крики дворничихи, он встал во весь рост и неожиданно начал декламировать стихи. Все, какие на тот момент приходили в голову. Первым почему-то вспомнился Маяковский.

«Это время гудит

телеграфной струной,

это

сердце

с правдой вдвоем.

Это было

с бойцами,

или страной,

или

в сердце

было

в моем…»

– Во, пацан! Во Артист! – смеялись соседи и…аплодировали.

Игорь заливался соловьём. Совершенно забыв о своей проблеме с буквой «р». Сейчас на это было наплевать. Главное, у него были зрители, которые слушали. Неизвестно сколько бы продолжалось это представление, но Баба Фима, не выдержав шума и хохота, смертельно оскорбленная в своем должностном величии, пронзительно засвистела в свисток.

И тут Игорь услышал голос отца.

– Значит так, представление окончено! Хватит дурью страдать! Спускайся и марш домой!

И сразу же моментально прозвучало извечное мамино:

– Веня! Бога Ради! Он разобьётся! Всё! Сейчас он погибнет!

– Аня, прошу тебя, не начинай только ради Бога эту свою музыку!

В окно выглянула старшая сестра. Пожала плечами, покрутила пальцем у виска и исчезла. Она была лет на десять старше Игоря и относилась к нему со нежно-снисходительным покровительством человека, находящегося на гораздо более высокой ступени развития.

Внизу, вокруг Бабы Фимы, цвет лица которой определить уже было совершенно невозможно, собралась могучая кучка её почитателей и сторонников, они активно поддерживали дворничиху и грозили кулаками «вот этому хулиганью»

– Ишь, сынок-то инженеров! Совсем от рук отбился!

– Рази ж это ребёнок? Это ж дьявол во плоти!

– Точно, точно! На чёрта и похож! Шпана шпаной!

– Ой, бедная Аня! Намучается она еще с таким-то сыночком!

– Люди, Выходной же! Ну сколько можно так орать! Покоя нет ни в будни, ни в праздники!

Совсем неожиданно за спиной Игоря что-то зашуршало.

– Всё! Отец! Берегите ваши уши! – мелькнуло в голове, и мальчик втянул голову в плечи ожидая чувствительной встречи с тяжёлой отцовской рукой.

Но встряски за шиворот не случилось, и вместо широкой фигуры отца Игорь увидел рыжую шевелюру закадычного своего адъютанта Витьки, по кличке Витус.

– Привет! – сипло прошипел Витька Игорю чуть не в самое ухо.

– А ты чего здесь, того, делаешь?

– Да вот. Бабе Фиме небольшой спектакль показать хотел. А она не оценила. Эх, темная личность! Необразованная.

– Да слышал я весь этот ваш балет с оперой.

Витус выглянул из укрытия.

– Слушай, Игорёк, а я смотрю нам пора сматываться! Мусор прибыл!

В толпе, возле бабы Фимы стоял человек в синей милицейской форме и фуражке с околышем

– Витька, правда, сматываемся! Это участковый! Если он меня поймает, моей заднице конец! Отец так разукрасит, месяц буду только на животе спать!

– А как тебя вообще сюда занесло?

– С балкона. А тебя?

– Во, даёшь! А я через чердак, на крышу, а потом сюда. По доскам.

– О! Это идея! Давай ползи вверх, обратно на крышу! Айда!

На чердаке было темно и в воздухе витала такая густая пыль, что было трудно дышать. Среди переплетения труб, каких-то вентилей валялись груды строительного мусора. Игорь споткнулся об огромный моток ржавой проволоки, запутался и с грохотом, обдирая руки и колени полетел в какой-то люк. Скатившись по чердачной лестнице. Он очутился на пятом этаже их подъезда.