– Кто это?
– Местные… врачи. Они следят за тем, чтобы солдаты не болели… точнее отсеивают заболевших. А это их пост. Там за ними «лечебница» – клетка, в которой содержат больных.
– Прекрасно.
Множество солдат – везде и всюду. Маттоми немного смущает, что он оказался посреди лагеря, набитого воинами до краёв, как муравейник муравьями. Его взгляду предстают и палатки цвета алого, и светлого, и зелёного; парень теряется в знамёнах – изумрудная лилия, чаша на фоне двух скрещенных клинков, орёл Союза, шестерни на пару с молотами, геральдический ястреб и есть даже пурпурное сердце, пронзённое стрелами. И всюду воины – преимущественно легионеры, снующие полусгорбленные между палатками. Кто-то бежит по задачам, гоняемый приказами старших, другие несут что-то, третьи убирают территорию, четвёртые на малых импровизированных плацах отрабатывают приёмы. Под свинцово-сиреневым небом, окружённые иссохшим серым лесом, набитым монстрами, воины устроили огромнейший лагерь. К картине удрученности добавляет постоянный кашель воинов, их ржавая местами кольчуга, незаживающие ссадины на лицах, да и сами лики, давящие на душу отягощённостью. Ухом он прильнул к солдатским историям, от которых повеяло холодом:
– Слышал новость? Сэдрик умер.
– Как так приключился? Я только вчера с ним общался. Он хвастался, что кинжал добыл у врага.
– Патруль с ними отправился на север. Они наткнулись на укреплённый пост в каких-то руинах. Там они нашли какой-то странный кубок, но он оказался собственностью местного некроманта. Выжило лишь двое из двадцати…
– Ужас.
Он повернулся в сторону, и наткнулся на мрачную картину, где солдат пытался соскрести с миски куски примёрзшей каши. К нему подсел ещё один воин и они заговорили:
– Наш друг вчера слёг в лазарет.
– Что случилось с ним?
– Во время разведки боем он надышался споров этих проклятых грибов. Слышь, говорят, что в лазарете нет уже места для раненных и больных. Я смотрю ты пытаешься… поесть?
– Да. Нашему центросу не поставили еду, – миска со звоном полетела под ноги солдату. – В последнее время совсем плохо с пищей. Хлеб с плесенью, едим третий день пшеницу на воде.
Пройдя ещё пару метров по узкой дорожке между палатками, Маттоми услышал ещё один примечательный разговор, между солдатами в красных камзолах:
– Опять Компания зажмотила деньги. У меня меч скоро сломается, махать будет нечем.
– Говорят, что жалование выплатят лишь в половину.
– Пора увольняться со службы.
Обстановка действительно удручающая. Охотник здесь видит картину, полностью не соответствующую тому, что рассказывают в Арке и других частях страны. Там везде и всюду глаголют о скорой победе, среди роскошных улиц, с красивых мраморных балконов, политики вещают, что Эндерал вскоре сокрушит Железное Королевство… здесь же он зрит реальность.
– Какие войска тут сосредоточены? – спросил Маттоми.
– Здесь много кто собран. Если ты наш, то скоро узнаешь всё.
Они обошли не один десяток палаток, прежде чем Маттоми увидел центр всего лагеря. Море разноцветной ткани словно обмывало старую крепость Святого ордена, в которой ныне устроил себе штаб Первый легион. Стены, вторящие цветом небу, смыкались на массивных круглых бастионных башнях, образуя овал, идеально полумесячной стороной обращённый к дороге. Маттоми увидел, что чем ближе к центру коалиционного войска, то тем роскошнее и просторнее палатки, больше походящие на шатры, между которыми расхаживают воины в лучшей экипировке. Здесь запах гнили и смрада отступил перед ароматами жаренной пищи и калёного железа. Ухо всё меньше слышит звуки стенаний, переговоры отчаяния, а больше внимает звону кузнечных молотов и трезвону металла.