– Спасибо, Госпожа Божа, за щедрости немерянные, – неслось разноголосо.

Сама Свами при трапезе не показалась – доверяла, значит, помощницам и всему солидарному Сестричеству.

Клава решилась добавить от себя:

– За заботу о части моей желудочной.

Подробная благодарность – никогда не лишняя.

– Пошли в сад, – потянула за собой Соня.

В саду уже развернулись листочки на кустах, хотя весна поздняя. И первые цветочки, названия которых не знала городская Клава.

– Пока – рано, а скоро цветов станет – море! Увидишь еще.

Над дощатым глухим забором виднелись стандартные дома. Странно было, что существует так рядом этот мир, где живут и ругаются скучные люди, похожие на мамусеньку с папусей, и нисколько не похожие на счастливых обитательниц корабля спасательного, принявших Клаву в свое лоно.

А почти сразу за забором торчал длинный и нелепый подъемный кран. Неужели еще ближе дома подстроятся?!

Соня проницательно посмотрела на Клаву.

– На эту скверну ихнюю и смотреть – грех. Свами сказала, обретем скоро пустынь в лесу, построимся, чтобы жили рядом только птички небесные. Поедем, поучим посреди Вавилона и назад, подальше от невров.

– От кого?

– От невров. Ну так мы коротко неверных называем. Раз Свами сказала, так и будет. Как скажет – так всегда и сбудет.

– А почему она Свами называется? Красиво – не по-русски так.

– Очень даже по-русски. Значит это, говорит каждый раз: «с вами я», с нами, значит, со всеми.

Над крышей корабля планировало несколько голубей, залетали в слуховое окно.

– Птицы туда летят, где души безгрешные, – объяснила Соня.

Клава подумала было неосторожно, что много в Питере безгрешных душ – если считать по голубям. Но Соня, конечно, смогла бы объяснить, что те голуби – другие, а на души безгрешные только здешние клюют. Настолько очевидное объяснение, что Клава и не стала затруднять сестру разумную столь лишним вопросом.

В саду делать было нечего. И зябко в плащах, накинутых прямо на голое тело.

– Пошли. А чего еще делаете? Телек смотрите?

– Ты что?! Да это знаешь какой грех?! Да тебя за вопрос только! Ну-ка пошли! А то и на мне грех недонесения, что слушала и не сказала. Ты бы еще попросила в кино или на дискотеку! Пошли-пошли. Ты мне в любовь поручена, мне и пострадать.

Подталкиваемая Соней, Клава снова поднялась на второй этаж. Заглянули вместе в молельню – там стояли на коленях несколько сестер и боровки сзади.

– У себя, наверное, Свами, – заключила Соня.

Они дошли по коридору до дальней двери. Соня толкнулась без стука, как заметила Клава. Вот как – даже со Свами всё общее. Или почти.

Сама Свами сидела в кресле и читала какую-то большую книгу.

Комната ее была нормальная – с кроватью, столом, телефоном, комодом. Разве что не хватало телевизора на комоде. Сидеть за столом, и трапезовать, наверное, тоже, для самой Свами грехом, конечно, не было. В углу икона с женским ликом, как в молельне. Четыре лампадки горели по четырем сторонам квадратной доски.

Свами посмотрела своими иссиними глазами – кажется, ничего ей и рассказывать не нужно: сама всё видит насквозь и дальше.

– Сладкая Свами, я виновата, дай мне любалок сколько надо. Сестра Калерия спросила, можно ли телек посмотреть. Значит, плохо учила я.

И быстро чмокнув Свами ручку, Соня вынула плетку из привычного, видать, места в комоде.

– Ревностна ты, сестричка Соня, молодица кроткая, одобрила Свами. – Ложись.

– На ложе твое? – с трепетом переспросила Соня.

– Заслужила, чего там, – благодушно махнула рукой Свами.

– «Госпожа Божа…», – уверенно забормотала Соня, снимая плащ свой весталочий и ложась. Волосы еще отбросила, чтобы не прикрывали объект внушения.