– Опять путаешься с этой немой, – угрюмо проворчал Магнус. – И не надоело тебе?

Он увидел вынырнувшее из сена лицо молодой поленицы[66]. Женщина попала в полон во время похода смолян и новгородцев на Полоцк, а после, выкупленная князем Владимиром, была принята на службу, благо хорошо владела и мечом, и луком. Рыжие распущенные волосы её разметались во все стороны, в карих глазах полыхала страсть.

– Ведь ты сын короля, Эдмунд! Где твоя гордость, твоё достоинство? Она же простолюдинка! Я понимаю, если бы у тебя было много женщин, как у всякого рыцаря на войне. Но ты второй год живёшь с этой… И руссы, и наши англы смеются над тобой, Эдмунд!

Брат вспыхнул, взялся рукой за крыж[67] длинного меча.

– Пусть кто-нибудь попробует позубоскалить! Я вызову его на поединок и проткну, как собаку! – вскричал он в ярости.

– Я вижу, тебя устраивает эта жизнь. Или ты забыл наши прежние унижения? – не обращая внимания на гневные слова брата, продолжал Магнус. – Или тебя уже покинуло желание отомстить проклятому герцогу Вильгельму?![68]

– Я воин, Магнус, и знаю, что в Англию мне дороги нет. Я умею мириться с тем, что произошло. Да, мы проиграли, мы потеряли родину и королевский престол. Но жизнь на этом не остановилась.

– И какая же это жизнь! – теперь уже вскипел Магнус. – Гоняться за вонючими кочевниками, спать на конском седле, предаваться блуду с ненормальной бабой!

Эдмунд набросился на него с мечом.

– Защищайся! Как ты посмел оскорбить достойную женщину?!

Сталь лязгнула по стали. На пол полетели перевёрнутые скамьи. Дубовый стол, покачнувшись, с грохотом рухнул посреди горницы.

Магнус, босой, едва успевший схватить меч, отступал к двери, с мрачным хладнокровием отбивая сыпавшиеся градом тяжёлые удары клинка разъярённого брата.

Рыжеволосая поленица в серебристой чешуйчатой кольчуге скользнула между ними и ловко схватила обоих за руки.

Она отчаянно затрясла головой с копной распущенных волос и замычала, словно говоря: «Нет, нет, перестаньте!»

Братья, оттаивая, опустили оружие.

– Её благодари, Магнус! – с лязгом вгоняя меч в ножны, прохрипел Эдмунд. – Я бы не посмотрел, что ты мой брат. Убил бы!

– Не так просто убить сына короля Гарольда Годвинсона! – Магнус гордо вскинул голову.

Поленица потянула Эдмунда в смежную с горницей оружейную. Когда они скрылись, Магнус кликнул холопа, молча указал на разбросанные скамьи и перевёрнутый стол и снова присел у печи. Терпение его иссякало, он стал в мыслях прикидывать, куда бы податься, к кому наняться на службу. К ромеям – говорят, они хорошо платят? Нет, ромеи живут слишком далеко от Англии. Тогда, может, к польскому королю? Но, говорят, поляки не любят брать в дружину чужестранцев. Мысли Магнуса путались, он хмурился, скрипел зубами, злился.

Дверь тихо скрипнула. Англ из сторожи поспешил сообщить:

– В лагере принц Хольмгарда[69], Свиатоплуг. Хочет видеть тебя.

– Зови его скорей! – Магнус сам не понял, почему вдруг обрадовался и оживился.

Сунув ноги в сапоги, он порывисто вскочил.

Святополк, нагнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, ступил в горницу. Перекрестился на икону Богородицы на ставнике, сел за стол, который гридень[70] накрыл белой с алыми цветами скатертью.

…Пили светлый пшеничный ол[71], закусывали воблой и душистым хлебом.

Святополк неторопливо тянул своё:

– В Новгороде мне нужна дружина. Знаю, что ваши англы – добрые опытные воины. И ты, королевич, хотя и юн летами, имя своё уже прославил. – Видя, что Магнус расцвёл в улыбке в ответ на это «королевич», он осмелел. – Переходи ко мне на службу. Хоромы будешь иметь на Городище – не чета этим вот. И жалованье положу – думаю, унцию серебра в месяц каждому воину. А тебе вдвое боле. Будешь на чудь за данью ходить, на литвинов, от свейского