Морфологическая структура внутренней речи отличается сжатостью и сокращенностью словарного состава. На разных фазах внутренней речи ее лексическая репрезентация различна: от предельной сжатости, девокализации и инициальности слов до логически осмысленных, морфологически оформленных лексических единиц (в стадии близкой к внешней речи). Иногда слова во внутренней речи могут вообще заменяться образами, наглядными схемами, простыми символами.

Некоторые психологи считают конститутивным признаком внутренней речи ее абсолютную предикативность. «Внутренняя речь вся состоит с психологической точки зрения из одних сказуемых» – пишет Л. С. Выготский [51, с. 372]. «Закон для внутренней речи – всегда опускать подлежащее», точнее – сливать его со сказуемым. Подлежащее (логический субъект) не отмирает, но подразумевается, лежит в наиболее глубоком отсеке внутренней речи. Такая предикативность речи есть следствие предикативности мышления, его тесной связи с объектами реальной действительности.

Однако другие ученые (А. Н. Соколов, Б. Г. Ананьев) полагают, что внутренняя речь может быть и субстантивной. Субстантивный характер она принимает тогда, когда предмет объективной действительности еще не опознан и не узнан, а только намечен в мысли [133]. По мнению Б. Г. Ананьева, необходимыми элементами внутренней речи являются не только предикаты, но и субъекты, а также указательные определения места [5]. А. А. Леонтьев пишет по этому поводу, что внутренняя речь включает в себя корреляты всех особенно важных для высказывания компонентов – субъект, предикат, объект, в той мере, в какой их взаимоотношения существенны для будущего высказывания [97]. Таким образом, признание абсолютной предикативности внутренней речи является хотя и распространенным, но не бесспорным.

Что касается синтаксических особенностей внутренней речи, то их развернутая характеристика дана Л. С. Выготским в его работе «Мышление и речь». Синтаксис внутренней речи, считает он, максимально сокращен, сгущен, свернут. Компоненты ее подвергаются своеобразной «агглютинации», что, по мнению Выготского, объясняется преобладанием во внутренней речи смысла слова над его значением. Всеобщая экспансия смысла и приводит к «слипанию» слов. Смыслы как бы вливаются друг в друга, так что предшествующее содержится в последующем, последующее в предшествующем. Сжатость синтаксической структуры внутренней речи проявляется в разной степени на разных ее этапах. Сокращаются обычно второстепенные члены или один из главных, в зависимости от психологического контекста, что связано с энтимематичностью человеческой мысли, когда та или иная часть мысли не высказывается, а подразумевается. Такой синтаксис, пишет Л. С. Выготский, необходимо выражает «обращение к очень хорошо знакомому человеку (а кого мы знаем короче, чем самого себя?). Понимание догадкой и высказывание намеком играют решающую роль во внутриречевом обмене» [51, с. 390].

Язык внутренней речи свободен от избыточности, свойственной всем натуральным языкам. Формы натурального языка определены строгими правилами, вследствие чего соотносящиеся элементы конкретны, т. е. содержательны, а не формальны, и конвенциальное правило составляется лишь на время, необходимое для данной мыслительной операции [67, с. 36].

Колеблющаяся структура предложений, инверсии, эллипсы, элизии, повторы, вопросительно-восклицательные структуры – эти синтаксические особенности внутренней речи обусловлены определенным психическим состоянием человека: умственная сосредоточенность на определенном объекте, эмоциональное возбуждение, психическое отклонение и т. д. Бесконечно сложный внутренний мир человека, процесс размышлений и аффектирующих рефлексий, отражаясь во внутренней речи, придает ей характер вопросительных, восклицательных или вопросительно-восклицательных синтаксических конструкций. Особенно многогранна семантическая дистрибуция вопросов: риторические, утвердительные, делиберативные, консультативные, побудительные и т. д.