– Да, тут ты прав,– вздохнул царский муж. – Падений и взлетов на Пути будет много.

– А все оттого, – заметил с иронией веселый человек, – что изначально муж принял на себя много обязанностей и попечений. Право же – избегать малых Путей на практике гораздо труднее, чем на словах.

Веселый человек рассмеялся, и Ван Юань понял, что перед ними не иначе как император – Сын Неба, которому по определению необходимо избегать малых Путей, повсеместно применяя к своей жизни принцип "недеяния". Может быть родственник?

– Да, ты не ошибся, – шепнул на ухо веселый человек. – Он – твой далекий предок, второй император династии Тан. И он, святой.

– Святой император достиг Истины, следуя Дао? Неужели в горах?..

– Он христианин.

– ?!

– Он жил во дворцах и правил империей, доставшейся ему от отца – крестил её всю поголовно, настроил монастырей… И вдобавок завоевал полмира, ни разу не махнув мечом.

– Мир завоевал мой отец, я покорил только Когурё, – произнес нехотя император, при этом зевнув.

– Это больше, чем все остальное – победить гордость сложнее всего, – возразил ему веселый человек. – Особенно, когда она смотрит в твои глаза влюбленным взглядом.

– ?!

– Ты встречал женщину, Будду-Майтрейю – это была его жена.

– Разве гордость может быть той, которая есть Любовь?

– Гордость всегда называется Ею, у неё тысяча законных на то оснований. Ибо сердце человека сластолюбиво.

– Нет, погодите, – произнес император, – Необходимо все-таки различать любовь мира и жертвенность Бога. Сласть никогда не восходит на крест.

– Уважаемые господа, за рассуждениями о вещах легко потерять их суть – помрачается видение и Небо становиться недоступным, – заволновался Ван Юань, боясь, что полемика этих людей увлечёт его в дискуссии о вере, так любимые христианами; в конечном счете, с потерей всего, как обычно.

– Святые могут рассуждать духовно, не теряя Благодати, за которую заплатили своей кровью, – произнес император.

– Видение Пути становиться навыком у тех, кто не взял с собой в дорогу ни одной вещи, – произнес веселый человек, и опять рассмеялся.

– А мне же что делать? – почти заплакал Ван Юань, понимая, что вскорости он потеряет и одно и другое.

– Тебе остается вера, – произнес император.

– Без дискуссий о ней,– подтвердил второй собеседник. – Скоро ты отправишься в страну, где будет много логических умозаключений о правильной вере, и ни капли Божественной росы. Вот такой парадокс.

– Неужели так безнадежно? – совсем было впал в уныние Ван Юань, обращаясь к человеку в одном ботинке.

– Небо за пределами человеческих рассуждений о Нем, – любое движение мысли нарушает устоявшуюся гладь, и Небо отступает на недосягаемою глубину.

– Слово сказанное – уже ложь, и не только слово, произнесенное вслух, подтвердил император. – Откровения Духа нельзя заменить богатым воображением, а Божественные Глаголы – простой человеческой речью. Пусть она будет трижды понятной уму – пользы никакой.

– Так что же делать всем тем, которые погрязли в движениях мира и может быть, никогда не достигнут маломальского просветления, не говоря уже о главенствующей тишине? Разве им не достаточно четких определений, пусть идут по ним как по компасу, а не блуждают во тьме.

– Ты смотри, – удивился вдруг император, – какой умный нашелся…

– Так рассуждают все, кто еще Света не видел; и они, ничтоже сумняшеся, становятся учителями невежд, – произнес человек без ботинка. – Слепец слепца водит – оба в яму впадают.

– Местные христиане вообще ни о чем не пекутся, все по уши в предрассудках – зарежут, имени не спросят; разве это хорошо? – вспомнив о боли, кисло возразил Ван Юань. – Разве такой должна быть церковь? Мне что, сидеть здесь и ждать, когда они, наконец, познают Небо?