Именно по этой причине, а не просто из интереса к теологии аналитики столь интенсивно занялись религиозными проблемами. Мы не плохие священники, не люди, прошедшие мимо своего призвания. Душа настолько тесно переплетена с бессознательным, а проблемы религии столь значимы для души, что волей-неволей мы приходим к рассуждениям о Боге, оказавшись свидетелями неясного обнаружения его в процессе анализа. Когда Юнг заявляет, что психическое выполняет естественную религиозную функцию, он не вербует сторонников естественного религиозного переживания или каких-либо религиозных интересов, хотя в наши дни многие хотели бы использовать идеи Юнга для подкрепления своих шатких убеждений.

Естественная религиозная функция неотъемлемо связана с самим процессом анализа. Способ, которым анализ изменяет личность, и очевидность такого изменения («излечение») удивительно сходны с религиозными паттернами. Кратко характеризуя процесс, скажем: анализ начинается с обращения внутрь и смывания грязи. Такая сложная и длительная работа часто приводит к обнаружению истины и к новому видению себя, с изменениями установки через язык обновления, конверсии или возрождения. Затем это подтверждается свидетельствами и проявляется в реальной жизни. Чтобы понять явления, с которыми аналитик встречается в своей работе, он обращается к религии.

Бессознательное проявляется также в симптомах; не только в симптомах аффекта, расщепленной личности, в забывчивости или оговорках, не только в психологических симптомах, когда нет никаких показаний в органике, ни признака, ни следа, ни логической причины. Более того, существуют симптомы, которые проявляются в органике, но называются психогенными. Последние, конечно, вызываются не сознательно, не волевым усилием, а бессознательной личностью.

Утверждение, что такие симптомы могут привести к обнаружению души, уже не вызывает удивления. Я не имею в виду чудеса, описываемые популярным журналом «Ридерс Дайджест» в статьях типа: «Как моя головная боль привела меня к Богу». Однако продолжительное внимание к страданиям, к своему воплощению в плоти, страдающему без какой-либо видимой причины, подобно Иову, несмотря на старания сохранить божественный облик, является смиряющим, пробуждающим душу переживанием. Симптомы смиряют; они релятивизируют Эго, низводят его с его пьедестала. Устранение симптомов может только вернуть Эго его прежнее господствующее положение. Усмирение с помощью симптомов – лишь один из способов привести нас к смирению. Мы много говорим о смирении и мало – о том, как оно достигается. Смирение не возникает произвольным образом, так как оно не поступок Эго. Существует, однако, такое явление, как положительное унижение, которое нельзя назвать отклонением, проявлением мазохизма или сломленности личности, но которое может оказаться максимально приближенным к религиозному смирению.

Поскольку симптомы ведут к душе, их устранение может сопровождаться потерей души; мы можем оказаться без того, что только начинает проявляться, того, что вначале измучено и молит о помощи, покое, любви, но представляет собой больную душу, которая хочет быть услышанной, пытается повлиять на не поддающийся, упрямый разум, на этого бессильного мула, настойчиво и упрямо шагающего своей дорогой. Правильной реакцией на симптом будут не жалобы и требования лекарств, а его принятие, ибо симптом – это первый гонец, возвещающий о пробуждении психического, которое не согласно более терпеть оскорбления. Посредством симптома оно требует внимания, что означает заботливое отношение, нежность, а также необходимость подождать, остановиться, прислушаться. Требуются время и терпение. Каждому симптому необходимы именно время, нежная забота и внимание. Такое же отношение требуется душе; необходимо, чтобы ее почувствовали и услышали. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что иногда необходим слом, настоящая болезнь, чтобы человек пережил нечто чрезвычайное, например, приобрел новое ощущение времени, способность терпеть и ждать, а говоря языком религиозных переживаний, дошел до центральной точки, обрел себя, освободился от всего мешавшего и вернулся обратно.