Соблюдение дистанции касается природы тайны и уважительного к ней отношения. Душа не только скрывает тайны, но и сама есть тайна. Иными словами, реакция человека «убегай или сражайся» манифестирует крайне значимую для него истину. Животное ощущает угрозу своей жизни, а человек чувствует, что под угрозой его душа. Разумеется, ненужные тайны подобны яду, и психика хочет через признание освободиться от них. Однако не вся тайная жизнь связана с патологией, не всегда стыд и робость сопряжены с грехом. Разделенные тайны порождают доверие, которое смягчает проблему реакции «убегай или сражайся», вызванной потребностью соблюдения дистанции. Не приходится удивляться, что там, где речь идет о душе, невозможна быстрая психотерапия.
Часто дистанцию смешивают с холодностью, как близость – с теплотой. Все мы хотим быть людьми теплыми, любящими, открытыми! Упрек в холодности – один из наиболее трудно воспринимаемых, хотя и нередко предъявляемых. Однако часто дело не в холодности консультанта или врача, а в том, что он сохраняет дистанцию, остается «в себе». Это может вызывать у собеседника различные чувства. Во-первых, он остро ощущает себя «другим», отстраненным, болезненно переживает свое одиночество. Если он противоположного пола, то моя отстраненность подчеркивает разницу между нами, которая в своем крайнем проявлении ощущается как сексуальная полярность. Дистанция как бы создает из нас мужчину и женщину. Поэтому естественно, что полярность переживается как привлечение или отталкивание, нас удерживает вместе явление переноса. Возникает чувство, и начинается глубинный каунселинг. Во-вторых, моя дистанция дает другому человеку шанс выступить, навести мосты, проявить свои экстравертные чувства и эмоции, пусть даже на бессловесном уровне, плачем. В-третьих, дистанция позволяет соединить чувство собственного достоинства с уважением к существующим у другого человека проблемам. Ничто не дает душе лучшего шанса открыться, чем покой; среди шума ее нельзя услышать. Возможно, это звучит торжественно и набожно, к тому же любое средство можно применить неправильно, включая медицинский халат, пасторское облачение или бороду аналитика. Прежде всего мы не хотим возбуждать боязни, но всегда, когда речь идет о душе, возникает страх. Во время терапевтической встречи всегда присутствует опасение потерять душу, опасение, что ей будет нанесен урон, что ее поведут по неверному пути, проклянут. Именно в страхе и из страха люди обращаются к нам. Этот страх может проецироваться на нас, и тогда в нас видят посланников бессознательного как опасного врага. В связи с тем, что только «совершенная любовь прогоняет наши страхи», они должны быть изгнаны со сцены хотя бы до тех пор, пока любовь не сможет стать столь же сильной. Пока присутствует страх, лучше всего рассматривать пространство консультирования как сакральное место (теменос), предоставляющее убежище от страха. Активная любовь не может избавить от него, тогда как тишина, прохлада, темнота и терпение могут предоставить укрытие, позволяющее переждать ночь. Вначале кров, только позднее огонь, греющий и дающий свет. Активная любовь не может спасти от страха, ибо глубинной его причиной – и на этом сходятся служители религии и психологи – является страх перед самой любовью. Такая боязнь обусловлена испытанными с детства страданиями, любовь скрыта в ней как крайне мучительный комплекс. Даже осторожное прикосновение к последнему может способствовать излечению только в случае уменьшения страха и при условии, что советы будут исходить от человека, любовь которого «совершенна» – что бы мы под этим ни подразумевали. Только такая любовь устраняет страх, однако она не является творением наших рук. Каунселинг, лежащий в ее тени, прямо с ней не соприкасается.