– Когда я вижу сего варвара у меня между ног выступает роса любви. Даже эти шрамы не портят его, а вызывают страстное желание прикоснуться к ним…
– О-о да, подруга… Меня разбирает любопытство: он в любви так же неутомим, как в схватке на арене? В давние времена сей варвар с ложа Пульхерии или Феодоры109 встал бы – всемогущим!..
Мне эти блистающие красотой и драгоценностями ромейки, жены и дочери высших сановников империи – были безразличны. Я зрел сих женщин – там, на ипподроме… Там они визжали от восторга, созерцая окровавленные опилки арены, сломанные носы, выбитые челюсти, бездыханные, с переломанными ребрами тела бойцов. Там в их очах была звериная похоть и жажда крови… Нашей крови.
Я понимал их: каждая самка стремится к тому, кто сильнее – к победителю. Заполучить от него дитя – залог здорового потомства и выживания рода. Так у зверей, самка оленя, глухаря али волка, стоит и внимательно наблюдает, как самцы за нее – рвут друг друга в клочья.
Хозяин палестры – Леонид Аппий Грах, любил меня больше, чем жену. Еще бы… Я приносил ему немалый доход. Приходя ко мне, он так и здоровался:
– Привет, прибыль!
Дюжина рабов следили за моим здоровьем. Они разминали мне мышцы, умащивали тело бальзамами и настоями из ведовских трав, исполняли мои приказы. Мне приносили дорогую одежду и еду. Хозяин выучил меня грамоте. Ромейские литеры напоминают многие наши руны, черты и резы. Но у ромеев их меньше. Видно их жрецы плохо хранили память о говорящих знаках, переданных людям Богами.
Через лето я читал как по-гречески, так и по-латыни. У хозяина было изрядное хранилище книг римских и эллинских авторов. Так здесь именуют даррунгов – дарителей рун. Я читал Гомера и Сенеку, Софокла и Вергилия, Тацита и Аристотеля. Я узнал о походах Александра Македонского и Гая Юлия Цезаря. Об императорах Рима, царях Греции и фараонах Египта. О Богах и героях Эллады и Одиссеи. О древних великих царствах – Вавилоне, Ассирии и Персии. О таинственных странах Синд и Серика110. Только о моих единоплеменниках – славенах и русах, не было ни слова в этих книгах и свитках. Как будто и не было нас вовсе на земле. И пращуры наши не бились на смерть с готскими111 дружинами Германа-рикса и полчищами Великого Дракона.
Когда я поведал о том Яровиту, мой наставник лишь вздохнул и махнул рукой:
– Не бери в голову… Ромеи не любят вспоминать о тех, кто их побеждал.
– Пока что мы рабы у них, а не они у нас… – хмуро процедил я. – Об их победах и славе ведают все народы. А кто ведает о наших победах? Ты вон – сам им служишь!
Яровит остро взглянул на меня.
– Раб не тот, на ком поставили клеймо и одели ошейник. Раб тот, кто мыслит себя рабом. Таких много и в цепях, и в царских диадемах. Вольный человек и в цепях свободен, ибо свобода есть Светлая ВОля БОгами ДАнная.
– Ага, свободен… – усмехнулся я, – на длину цепи…
– Преграда – не в цепи… – покачал головой Яровит. – Преграда – внутри тебя.
– Но я не желал быть рабом! Меня захватили лукавством…
– Кто захватил? – перебил меня Яровит. – Ромеи? Многомудрые пращуры наши рекли так: «Даже ежели враг сильней и мудрей тебя, сие еще не причина, дабы сдаться ему. Тот, кто не захотел положить жизнь за свой род и свою честь – раб по рождению и духу!»
Красная пелена ярости заслала мне очи. От обиды я чуть не бросился на наставника, но голос души шепнул мне вовремя:
– Остановись, глупец!.. Он прав! То, что ты раб, так же очевидно, как то, что вода – мокрая, а огонь – горячий… Но Яровит не спроста завел сию речь, он всуе языком мести не будет…
–Ты хочешь сказать, что отсюда можно бежать? – как можно равнодушней спросил я.