«Болтуны! Мой Олимп в ваши тучи…»
Ему наскучил бой. Слишком часто кто-нибудь из близнецов уходил в глухую защиту, скрыв голову предплечьями. Второй, утратив единственно возможную цель, вертелся рядом и принимал грозные позы. Амфитрион пожалел, что отказался быть судьей – гибкая палка живо намекнула бы ловкачу, что оборона – обороной, а зрители, как и боги, жаждут крови. Сидя в крепости, сражения не выиграть. Вон, ближе к саду – ишь, рубятся…
Двое юнцов, незнакомых сыну Алкея, и впрямь лупили друг дружку с превеликим усердием. Казалось, они соревнуются в том, кто ловчее использует правила в свою пользу. Делая вид, что целят в челюсть или скулу, парни искусно промахивались. Кулаки со смачным чавканьем врезались в шею, плечи, подмышку, а то и под лопатку, если соперник слишком уж размахался, подставив спину. Впрочем, это не мешало бойцам честно выколачивать дурь из молодых голов. Шлемы, на которые пошла толстая шкура вола, спасали отчасти. Амфитрион в восхищении цокнул языком – и прикинул, что на месте судьи не сумел бы поставить хитрецам в упрек ни один из промахов.
Должно быть, сказалась бессонная ночь – в юнцах ему примерещились тени недавнего прошлого. Мертвец, поселившийся в снах Амфитриона, воскрес и явился в гимнасий. Сын Алкея сощурился, вглядываясь. Ну да, вон и плечо белое… «Кто вызвался узнать все о Пелопидах? – громыхнул в сознании вопль отца. – Кто корчит из себя героя?» Амфитрион вспомнил, как в детстве, терзаемый намеками на проклятие дедушки Пелопса, изучал свое левое плечо: нет ли родовой метки – пятна цвета слоновой кости…
Плечи кулачных бойцов украшали «костяные» пятна. Ошибка исключалась: в гимнасии дрались Атрей и Фиест, сыновья Пелопса Проклятого. Беглецы от родительского гнева; братоубийцы, если молва говорила правду. Никто из микенцев не согласился бы составить пару Атрею или Фиесту – кровь, пятнавшая беглецов, требовала очищения. Сойдись с таким – бойся скверны! Сама судьба понуждала младших Пелопидов выходить из положения по-братски. Бей родича, борись с родичем, обходи родича на беговой дорожке – больше-то некого бороть и обходить!
«Бедолаги,» – посочувствовал Амфитрион.
И отметил, что Электриониды тоже предпочитают колотить родню.
Словно подслушав его мысли, юнцы прекратили бой. Тяжело дыша, содрали шлемы; рысцой кинулись к лохани с водой, на ходу сматывая ремни с кулаков. Здесь Амфитриона ждало второе потрясение. Умытые, Атрей с Фиестом чертами очень напоминали Питфея с Трезеном – Пелопидов-старших, на чьей стороне сын Алкея бился полтора года. Пройдет время, у Атрея заляжет питфеева складка между бровями, у Фиеста разбегутся трезеновы морщинки в углах глаз…
– Ну как? – крикнул ему Атрей, отфыркиваясь.
Амфитрион промолчал.
– Не понравилось? – засмеялся Фиест, становясь в стойку. – Иди сюда!
Амфитрион поднял к небу указательный палец: сдаюсь, мол! И не удержался от смеха – так заразительно хохотал Пелопид. «Они же мне дяди! – громом ударила запоздалая мысль. – Клянусь щитом Афины, дяди! Братья моей матери…» Веселье захлестнуло его бурной волной. Зевс-Гостеприимец, я должен отнестись к ним с уважением! Дядя – второй отец, наставник и опекун. Пелопиды научат меня, глупого, кулачному бою…